Сибирские огни, 1957, № 5
на это внимания, уставившись немигающим глазом на Головешиху. — Вылитая твоя копия. Полюшкой назвали. — Моя дочь?! А чья еще? Не ветрова ж е ,— ухмылялась Головешиха. Демид поднял ружье, заплетающимся шагом подошел к зароду, сел. Полюшка! У него есть дочь Полюшка... А он ничего и не узнал бы о •ней, если бы не выбрался из кромешного «рая» — лагеря для переме щенных лиц. Как же он встретится с Агнией? Как бы угадав его мысль, Головешиха сказала: — Степан-то до майора 'дослужился. В Берлине сейчас. Хи-хи-хи. ■У тебя-то, Дима, какое звание? — Военнопленный, — угрюмо вывернул Демид. — И-и! Как не повезло-то тебе, господи! Ни орденов, ни медалей, а голову серебром усыпало. Д а ведь еще как посмотрят на твой приход. Все-таки в плену побывал, жил вон где много годов... Демид чувствовал, как у него вспотела спина и начался несносный з у д между лопатками — давала себя знать экзема, полученная в конц лагере вместе с ревматизмом. Чувство страшной горечи, что он когда-то бежал из тайги оклеветанным, угнетало его постоянно. И все-таки он рвался домой, на родину, к себе в тайгу! Потом началась война. Пошел добровольцем... Не он ли мечтал вернуться с фронта героем, а угодил в плен! Д а , он вернулся оттуда злой на обидную судьбу свою, но живой, .живой, русский! Советский человек! Наплевать, в конце концов, на разго ворчики, намеки! Он будет работать, а там будет видно, что он за человек. 'Он не поддался там ни на какую вражью провокацию, не завербовался в «школу» диверсантов и шпионов, не стал предателем Родины. И он дока жет это своим трудом, своей чистой жизнью на родине! Г л а в а т р е т ь я Проворная, легкая, с плещущим румянцем на лице, с бледно-зеле ными листочками прошлогодней травы в красноватых кудряшках и на плечах, необыкновенно подвижная и верткая, Анисья заканчивала работу. Очесав вилами нарядный воз, она подбирала сено возле зарода и саней. Трезубые вилы в ее умелых и сильных руках летали, как живые. Мягкая, радостная улыбка прояснила суровое лицо Демида. —■ Какая ты красавица удалась, Уголек! Анисья потупила голову, покраснела. — Большое, видать, у тебя сердце и смелое, если не побоялась с ви лами кинуться на волков. А сердце Анисьи будто сжалось в маленький комочек, готовое ра стаять от ласковых и нежных его слов. — Как же я не узнал тебя. Сам не пойму. Вижу — знакомые гла за. И волосы. Такие редко у кого встретишь. А вот никак не мог вспом нить. Д а и ты, наверное, не узнала меня? — Узнала, — тихо промолвила Анисья. — Узнала?! Д а неужели я мало переменился? — Куда там! Старик. Совсем старик,— ввязалась мать. — Жизнь — штука суровая,— вздохнул Демид.— И плох тот, кто не дерется за нее до последнего дыхания. Худо ли, хорошо ли, а жить надо с открытой душой и чистой совестью. Верно говорю? — Д а ,— упавшим голосом ответила Анисья.— Но не всегда удает ся жить с открытой душой. Бывает, что... И, господи! Гляди-кось,— всполошилась вдруг Головешиха —
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2