Сибирские огни, 1957, № 5

И живет при городе, и сотрудник какой-то там по науке главный, полу­ чает много, *и дом у них, слыхать, хороший. Чего тебе еще? ■ Не сватай меня, пожалуйста! — Анисья поглядела куда-то вдаль. С таким грузом, какой лежит у меня в сердце, я ни за кого не выйду. Не до того мне! Душит меня! Понимаешь? Бандит тот!.. * — Замолчь! — цикнула Головешиха и даже замахнулась на Анисью. — Думаешь, если бы утопила мать, то сама сухой бы из воды выскочи- -ла? Не-ет, так не бывает. Утонула бы первая. Видела, да — скрыла. Зн а ­ ла, да — помалкивала. Куда это потянет, чуешь? То-то!.. — И усмехну­ лась, уверенная, что убедила дочь. — Ты еще над тем раскинь своей го­ ловой, что... Завидев человека в белом полушубке, направляющегося поперек -елани к зароду, Головешиха сразу забыла, что хотела сказать дочери. — Кого там еще черт несет? Кажись, охотник? Вроде что-то тащит за собой. Д а он и с вилами! Знать, на него напали волки-то, а? Анисья встрепенулась. Поправила волосы, шаль и, отойдя к каурке, взяла его за недоуздок, попятила к зароду. Человек в белом полушубке оставил в стороне кладь с волками, по­ здоровался с Головешихой, назвал ее Авдотьей Елизаровной, что еще больше удивило Головешиху. Она, вроде, впервые видит его, этого одно­ глазого, седого и чернобрового. Откуда он ее знает? Может, заезжал ког­ да ночевать в Дом приискателя в Белой Елани, которым вот уже семь лет заведует Авдотья Елизаровна? — Какой волчище-то, господи, — заговорила Головешиха, важно растягивая слова, подбоченясь одной рукой. — Как ты ему голову-то раз­ воротил, охотник. А волчица-то, кажись, старая. — Не из молодых, — ответил охотник, разглядывая Головешиху. Анисья по оглобле поднялась к дуге и, став на головку хомута, вска­ рабкалась на высокий, еще не початый зарод. Мать крикнула ей, чтобы она почернелую верхушку сена свернула на сторону, а кидала бы в сани хорошее сено. Анисья, не отвечая матери, ловко орудуя вилами, захвати­ л а увесистый навильник, сбросив на сани верхний пласт. Мать ее выруга­ л а и спихнула ногами почернелое, измытое дождями сено на обочину з а ­ рода. По тому, как неумело Головешиха ворочалась на санях, утаптывая сено, видно было, что хотя она и живет в деревне, но труд земледель­ ца чужд ей. — А ты уж не такая, Авдотья Елизаровна, как тогда, — сказал не­ знакомец. — Когда это тогда? — Головешиха теперь неотрывно всматривалась в странного незнакомца. — А когда на Таймыр со мной собиралась!.. Головешиху будто кто толкнул в грудь. Она пошатнулась, отступив на шаг, прижав дрожащую руку к сердцу. Перед ее глазами на какую-то секунду полымем мелькнуло давнее и почти забытое. Осенний дождичек, притихшая, нахохлившаяся деревня, мокрая и грязная улица Предивной. В тот темный вечер и оплела она Демида, как диким хмелем, запутала, сбила с панталыку молодого парня. I еолог Демид Ухначев пьянил ее удалью, силою, смелостью, и она, приложив немало хитрости, сумела поссорить его с приисковым управлением, с Агнией. Надо было отвести подозрения от себя и еще кое от кого. Тогда ей было тридцать семь лет, а ему — двадцать три. Что пугаете-то меня! Господи!.. Д а что вы!.. Господи!.. Скажут ж е _ Т а й м ы р . . . — бормотала Головешиха, а ее проворные цепкие паль­ ц ы ’безжалостно теребили узорчатую кайму платка.— Нет, нет. Похорон­ ная же была! На похоронную и рассчитывала, что ли, когда показания давала