Сибирские огни, 1957, № 5
Из промоины облаков глянуло красное, натужное солнце, багряной 'кистью лучей плеснувшее по чёрным крышам домов Белой Елани, цепоч кою растянувшихся вдоль крутого, обрывистого берега реки. И вся деревня вмиг преобразилась, будто помолодела, туго наполнившись жаркой «ровью. Анисья стояла рядом с охотником, присматриваясь к нему сбоку. Да, он здорово измаялся в схватке с хищниками. Его светло-синий глаз бес престанно помигивал. Нервный тик, подергивающий впалую щеку и угол рта, резкие переходы от одного состояния к другому без слов говорили об издерганных нервах. Что за странный человек! Он не из здешних. Анисья, по крайней мере, знает всех жителей Белой Елани, Кижарта и соседних подтаежных дере вень. Измученный, одноглазый, седой, а брови — черные. И что он говорил о каких-то концлагерях, карцерах? Отчего у него такое страдальческое лицо? И почему он так мучительно приглядывается к Белой Елани? Когда багрянец разлился по всей деревне, прихватив обширную пой му Жулдета, по щекам незнакомца покатились слезы. Он плакал молча, окаменело. Щека его подергивалась, и белый ус шевелился. — Все по-старому! — выдохнул он. И этот тяжкий вздох преобразил Анисью. Никогда еще ее девичье .сердце не испытывало такой терпкой, горячей боли, как сейчас. Багряный луч угас; солнце укрылось в гряде облаков. —■ И все на том же месте! И то, и не то.. Кажется, ничего не переме нилось за десять лет — ни тайга, ни Татар-гора, ни Лебяжья грива, ни бе рега Малтата и Жулдета, а — что-то вот не узнаю. — А вы разве из здешних? Он криво усмехнулся и вдруг стал спрашивать о людях, которых Анисья хорошо знала. Наконец, странный пришелец произнес: — А... Головешиха все еще скрипит? — Вы... вы ее знаете? — тихо переспросила она. — Кто же ее не знает, Головешиху! — с иронией проговорил охотник, -закусывая кончик уса. — Цветет, наверное, поет и пляшет? Мастерица на -кляузы да провокации. Румянец густо прилил к щекам Анисьи, словно все ее лицо охватило ■пламя. В ее глазах стояли испуг, смятение, растерянность. Это же... Да, ■она узнала человека, которого спасла. «Это — Демид! Демид Ухначев!» — твердило сердце Анисьи. — «Но может ли это быть?» — возражал разум. Оба молчали. Ее проворные, гибкие руки мелко вздрагивали. Одна тень за другой набегали на ее щеки с ямочками, на ее просторный лоб, з а темненный кудряшками растрепанных волос. Странные были у нее волосьь Густые, пышные, темноватые у корней, постепенно набирая красноватый ,оттенок, они, казалось, вот-вот вспыхнут. «Кто ж е она? — спрашивал себя пришелец.' — Ей лет девятнадцагь- двадцать, не больше. Я здесь не был чуть ли не тринадцать лет! Сколько же ей было тогда? Семь-восемь лет? Мало ли подросло девчат за это время! Но почему же она так смотрит на меня? А какая она красавица! Может, одна такая на всю тайгу?» «Он меня не узнал! Ах, если бы он никогда не узнал меня, и никог да бы нам не встречаться. Что же теперь делать? Если он увидит маму, тогда... А что, есл« взять да и сказать ему, что она — дочь той самой Го- ловешихи? Напомнить бы ему одно-единственное слово — «Уголек»! Только один «Уголек», — он же, Демид, назвал когда-то ее, тринадцат - *летнюю Аниску — «Угольком»! Напомнить?» Но видно, то, о чем она хорошо помнила, было настолько трудным,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2