Сибирские огни, 1957, № 5
платья дочери. Выгреб все ее бумажки, записную книжку и разложил на столе возле лампы.— Вот еще навязалась на мою шею, тетеря,— бормо тал он, поднося к лампе то одну, то другую бумажку, и никак не мог най ти нужную. А вот записка Вавилова! «Братья Черновы говорят, что Жи- хей Васильевич с Митькой систематически истребляют маралов». — А ты ему што? А? Как ответила Вавилову? Говори! — И ткнул за писку под нос дочери. — Это же правда, тятя! Маралов убивали. — Што? — округлил глаза Михей. — Убивали? Мы с Митькой? Ах 'ты , сукина дочь! Чтоб тебе ни дна, ни покрышки! Д а ты меня топить ходи ла на собрание, окаянная! — И, не в силах сдержать подступившую спазму злобы, ударил дочь по щеке; та откинулась «а простенок, вскрик нув: — Тятя! — Я те дам, «тятя»! Чтоб твово духу не было у меня в избе! Живо! Метись! — И, схватив за руку дочь, рывком откинул ее к порогу. Нюся выскочила из избы, не закрыв за собою дверь. Проснулась Апроська в горенке. Выскочила в одной нижней рубашке и, взглянув, как Михей рвал в клочья записную книжку и разные бумажки Нюськи, тут же спряталась, закрыв за собою филенчатую дверь горницы. Под утро заявился Митька — ходатай Михея Васильевича. — Ну, што там в районе? — подскочил к нему отец, не сомкнувший глаз за ночь.— Тут у нас собранье проходило — турнули нас из колхоза. А там как, говори. Был у Андрюхи? Митька сбросил тужурку, уселся на лавку. Здоровенный мужик, как и отец, чернявый, с глубоко запавшими глазами на скуластом лице, в са тиновой рубахе с расшитым столбиком. Такому бы работать в кузнице вместо старого Андрона Корабельникова, а не шляться по тайге. — Худо дело, тятя. Про район даже не говори. Ничего не выходил,— пробурчал Митька, изрядно проголодавшийся за дорогу. — Был у Андрюхи? — Дядя Андрей — што! И ухом не повел. Грит, не надо было нам против себя настраивать всю деревню. Михей схватился за голову. — Угробила глухая тетеря! Как есть под монастырь подвела! Нюсь ка-то заявила там на собрании, што мы с тобой, дескать, маралов почем зря лупили, — Нюська? — спохватился Митька.— Д а я из нее жилы вытяну! Где она? — Турнул я ее иочесь, паскудницу! ...Ночь кончилась, но в доме Михея Замошкина наступил черный денек. Дня через два семьи Замошкина и Вьюжниковых выселили за пре делы Белой Елани. В избе Михея осталась хозяйничать при голых сте нах единственная Нюська. Михей сам распорядился собрать все пожит ки от подушки до последней ложки. Собственноручно заколол на доро гу семипудового борова, десяток поросят, отрубил всем курицам голо вы, а корова и бык остались в надворье — председатель сельсовета не разрешил продать корову; осталась Нюське. Быка увели на МТФ. •На ферме Нюська подружилась с Марией Спиваковой, сестрой Д е мида Ухначева. Мария помогала Нюське раздаивать коров, ходить за ними. Всегда молчаливая и работящая, Мария понравилась Нюське. Ей хорошо было с этой крепкой, здоровой колхозницей, никогда не унываю щей. Мария верховодила всеми доярками и телятницами. Ее побаива лись и уважали. Д ля Нюси Замошкиной настала новая жизнь. А вернее сказать, что она только еще начинала жить по-настоящему...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2