Сибирские огни, 1957, № 5

Впервые побывала она на общем собрании колхоза и прочувствова­ ла, именно прочувствовала, что ее затворническая жизнь в семье, отко­ ловшейся от колхоза, была просто постыдной, чужой и никому не нужной. Она много читала романов. Читала и книги по зоотехнике. Но вот тут, рядом, в колхозе есть животноводческие фермы, где она ни разу не быва­ ла. Каким же она могла быть зоотехником, сторонясь колхозных ферм? Глухота стеснила ее движение в жизни. Мучительное сознание того, что она, красивая девушка, постоянно находилась в каком-то звуконепрони­ цаемом погребе, угнетала ее, и она не знала, как можно выцарапаться из этого проклятого погреба, где до нее не доходило ни единого звука жиз­ ни! Ни единого звука! Где бы она ни появилась — на улице ли, среди дев­ чат, в клубе ли, когда растягивал красивые, но беззвучные для нее меха аккордеона Федюха Зырян,—всюду она чувствовала . себя одино­ кой. И ей казалось, что только глухота отделяет ее от мира, отделяет навечно. Но вот Нюся вышла на народ. Пусть она сначала не знала, о чем го­ ворят колхозники, — ведь почти все выступавшие стояли к ней спиной и нельзя было следить за движениями губ; она только раза два видела, как новый председатель говорил, сидя в президиуме: «Правильно!» И еще она видела несколько раз, как он наклонялся над столом, что-то писал, а по­ том передавал бумажку в первый ряд, и губы его произносили: «Вон туда передайте — Анне Замошкиной». И Нюська с дрожью в сердце следила, как бумажка приближалась к ней, и, взяв ее, читала, что говорит народ о ее отце... Братья Черновы, медвежатники из промысловой бригады колхоза, говорили, например, что Михея Замошкина надо бы турнуть куда-нибудь подальше, как браконь­ ера, истребившего десятки маралов. И это была правда!.. Д а и все вы­ сказывали мнение, что такие люди в колхозе не нужны. Потом... потом Нюся сама выступала перед колхозниками. Не слыша ни своего сдавленного горем и стыдом голоса, ни наступившей полной ти­ шины, она стала говорить о себе, о своем несчастье, о том, что она посту­ пила в зоотехнический заочный техникум, что ей стыдно за отца... Пусть ей разрешат остаться при колхозе, и она будет работать на МТФ — про­ сто дояркой. Учиться и работать... Слушали внимательно. Сочувствовали. Это она видела, это она безо­ шибочно поняла. Народ вынес решение: оставить Анну Замошкину в колхозе, а всех остальных членов семьи исключить из колхоза и выселить за пределы Белой Елани. Натерпелись, хватит! Пусть хитроумный Михей научится работать честно, научится думать о коллективе... — Это Черновы на меня несли из-за маралов? — шумел Михей Ва­ сильевич.— А ты што им сказала? А? Или у тебя язык отсох? Как ты узнала, что толковали Черновы? Знать, ктой-то написал тебе! Фу, ты, гос­ поди! Вылупила свои бельмы и хоть бы хны. Д а говори же ты; глухая те­ теря! Говори! — Есть решение собрания выселить,— пролепетала дочь, не подни­ мая глаз на отца. — Черта с два! Я им покажу «выселить», тетеря! — Отец тряхнул дочь за плечо, чтоб она подняла на него глаза, показал жестами, что она сделала с записками Лалетина.— Записки Павлухи читала иль нет? А? Ну? — Я изорвала записки, когда шла на собрание. Что закрываться за ­ писками, когда все, что говорили на собрании, — правда. — Изодрала записки? Д а ты што, окаянная! Ополоумела или как. Документы изничтожила! Д а врешь ты, тетеря. У тебя записки. Куда ты их денеш ь ,1—и сам полез в карман пиджака, а потом и в карманы