Сибирские огни, 1957, № 5
усыпляющего красноречия. — Ты, кажись, засматривался на Нюську-то, Павлуха. Мм? Аль запамятовал? То-то и оно! Разговор имел с ней. —■ И, глянув на Степана, заискивающе пояснил:-— Сколь раз вел с ней со беседование. Она ему говорит, а он ей на бумажке ответы пишет. Вот на бумажке ейной ты и написал, что, ежели, мол, Михей Васильевич промышляет охотой, то правление колхоза нигде не против охотников. Для охотников тайга — плацдарма. Промышляй, ежели можешь. Все прописал. А теперь, 'што жа, в обратную сторону? Ишь как! Бумажки-то я еще вечор подобрал с твоими записями на вопросы Нюськи. Хотел вот показать Егорычу, что, значит, не по своему норову ударились мы в тай гу, а по разрешению правления колхоза. По закону! Как ты был власть колхозная — ты и разрешения давал. Честь по комедии, хе, хе, хе, П а вел Тимофеевич. А што дело у вас расклеилось с Нюськой, так здесь моей вины нету никакой. Да какая жизня для тебя с убогой-то? Для новно- сти-то вроде по антиресу. А потом неделя, две пройдет, очухаешься и — в разные стороны. Лалетин, потупя голову, молчал. Горели щеки, пылало в ноздрях. -Он здорово влип! Как же он не предусмотрел уничтожить те записки, а? — Спомнил? — сверлил басок Михея. Павлуха выцарапывал из уголка глаза сорину, морщился. — Где там запропастилась Апросинья? — засеменил Михей к крыльцу. — Ты што же, Егорыч, делаешь с нами? — напомнила о своем су ществовании старуха. — Я ить довожусь тебе сватьей. Когда ты свадь бу справлял с Агнией, Аксинья-то Романовна призвала меня сватьей быть. Не знала я, что ты таким вот возвернешься из армии. Можно ска зать — козырь над всеми Вавиловыми. — Ясен вопрос? — спросил у Степана Вихров, когда они отошли от избы Михея. — Все ясно, — впервые заговорил Степан. — Человек повернулся спиной к социализму, ко всей советской власти, какие могут быть раз говоры? — Так что же делать? — Выполнить решение правления. Если сегодня собрание утвердит решение — завтра выселим всю семью. — Д а ведь... он же — партизан гражданки. Степан взглянул на Лалетина. — Ты тоже гвардеец, а напетлял вот себе и нам на шею. Как ты мог принимать решения за весь народ, не советуясь ни с кем? Умнее всех? — Какие там решения! Шутейное дело, право слово. Сидел вот с Нюськой, писал там всякие пустяки. С крыльца избы, по-молодому прыгая через ступеньки, летел Михей с «пустяками Павлухи». Передал пару бумажек Степану, хитро сощу рился. Вот что прочитал Степан в первой бумажке: «Нюсечка, напрасно волнуешься. Отец и брат твой охотники са мые первые. Их дело таежное — пусть живут. А если ты дашь согласие быть моим другом жизни — простору хватит для всех нас. После пере выборов я займу должность начальника леспромхоза участка. Или по шлют меня директором совхоза. Как скажешь, так и жить буду. А не говори, что мои слова про любовь одни пустяки. Я бы тебе день и ночь писал про любовь». Степан поморщился, будто хватил ложку тертой редьки. На другой записке было написано: «Зря волнуешься, Нюся. Мало ли чего не треплют на деревне. Я
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2