Сибирские огни, 1957, № 5
С зорьки, едва в окна «кержацких твердынь» пробивались скупые ко сячки августовского солнца, Степан шел уже по деревне, заворачивая то на бригадный баз, то на конюшню к Кандибоберу, то на МТФ, то к Андро- ну Корабельникову в кузницу. Иные лодыри подозрительно тревожно по глядывали из окон на председателя, почесываясь, кряхтели А Степан шел упрямым, тугим армейским шагом, всегда подтянутый и строгий, в мундире без погон, а если поливало дождичком — ходил в шинели под ремнем, б>дто он находился не в колхозе, а в армии. Двена дцать лет армейской службы, включая фронтовую страду, отложили не изгладимый отпечаток «а бывшего тракториста из далекого кержацкого селения. И если какая из любопытных бабенок, глянув в окошко, встреча лась с цепким, вытягивающим взглядом председателя, ей становилось не по себе. — Ишь, лешак, до нутра прохватывает! — Вроде как скрозь стены видит. — Оботрется, может. Пазлуха в марте начал тоже с крутого поворо та, да скоро обмололся. — Михея Замошкина вроде берет за хребтовину. — Д а ну? Самого Михея Васильевича?! — И-и не совладеет! Замошкины — отродясь на дармовщине про катывались. Три зарода сена сметали в Татарской рассохе — на четыре коровы хватит. — А меня не возьмет! Ни у одного преда не ходила на работу, а те перь подавно не сдвинусь с места. Как я есть повариха при Доме при искателя. Неуемная сила гвардейца Степана незаметно проникла в каждый двор, лезла в застолья, супружеские и холостяцкие постели, заставляла ссориться мужиков с бабами, снох с золовками, старух с дочерьми. «Вы брали же себе на голову майора, чтоб ему лопнуть!» — говорили одни. «Привыкли за последние годы вразброд жить, вот и не нравится! — возра жали другие. •— Понятное дело, ему без нас успеха не добиться: однако и нам без настоящего руководителя колхоз не поднять — факт». Первое время бригадиры Павлуха Лалетин и Филя Шаров летали по деревне от дома к дому, звали, тревожили, требовали. И люди шли—■ на запоздалый сенокос, на уборку подоспевших хлебов, на закладку си лосных ям, на строительство зерносушилки. Мало-помалу сторона Предивная, до того тихая да сонная, вроде и позабывшая недавние бурные и громкие годы, стала заметно просы паться. ...Завернула беда к хитроумному Михею Васильевичу Замошкину, медвежатнику-одиночке, откачнувшемуся всей семьей от колхоза, про мышлявшего на добыче зверины, орехов, ягод и торговлишкой ими возле пристани в Усть-Дарьине. Ни сам Михей, еще ядреный, хоть и костлявый мужик, ни его сын Митька, двадцатичетырехлетний верзила, ни сноха Апроська, ни глухая дочь Нюська ни разу и не вздохнули над колхозной пашней, но пользо вались землею колхоза, как только душа хотела. Поставили в Татарской рассохе на заречной целине три зарода сена, насадили в поле картошки чуть ли не с гектар, растили поросят, трех овец, холили добрую корову, четырехлетка бычка. И корова, и бык возили в надворье сено, дровишки, по собственному хозяйскому разумению. Во время войны Михей и Мить ка года четыре провели на каком-то военном заводе при городе, а потом вернулись к себе на деревню и зажили своеобразными единоличниками, хотя и числились в колхозе. Сноха Апроська изредка выходила на рабо ты, чтобы промяться и отвести совесть, сам же Михей с Митькой — боль ше обитались в тайге да на рыбной ловле.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2