Сибирские огни, 1957, № 5

«Дайте, говорю, — ваше благородие, простор мне на самую большую отчаянность!» И — давали. Вышел я к шестнадцатому году в полные Георгии; в унтеры зачесался. Хотели меня отправить в школу прапорщи­ ков, да не пожелал. Успокоенье в боях искал, а не находил. Хо, хо!.. Спытал я, паря, врагов в ту войну! Лупил их из трехлинейки за мое поживаешь. Ну, думаю, быть мне фетьфебелем, а там и в офицеры пролезу. Явлюсь к Даше при золотых погонах — ахнет бабенка и обомрет. Тут-то я и объявлю ей свой ндрав. Д а не так получилось, как думалось. Под осень, на Покров день, турнули наш 235-й сибирский полк в атаку. Поднялись мы из окопов; земля мокрая, грязища по самое пузо. Ну, прем, дуемся, солдатики. И што ты думаешь? Покатились немцы. Кри­ чат, постреливают, а вроде не в охоту. Ну, а мы жмем: «Ур-р-я-я!» А што уря, когда дело подошло к караулу? Как хватанули нас с флангов, мы и не успели опомниться, как нам хвост зажали. Меня, паря, хоть бы голышком пришибло. Цел, невредим божий Никодим! Измолотили нас из трехдюймовок да загнали к ветряку — мельница такая. Тут голубчи­ ков пересчитали, а меня, как полного Георгия при выкладке да еще унте­ ра, особо прибрали к рукам и фуганули сквозняком в самую Германию. Так и везли со всеми Георгиями и при погонах. Такое, значит, было пред­ писание германского начальства. «Вот, глядите, мол, русский Егорьев­ ский кавалер. Живехонек, без царапин, а мы, мол, берем таких голыми руками, как навроде брюкву выдираем из гряд!» Сниму, бывало, Геор­ гии, конвойный вызовет меня из теплушки, двинет раз, другой в скулу — живо оденешь. С тем и заявился в Германию. Продали меня в Лейпциге с аукциона немцу, арендатору земли, вро­ де наших кулаков бывших. Пузатый, глаза навыкат, пощупал меня за хребтовину, стукнул разок по шее для приблизительности: гожусь! Взял вместе с Егорьями да и загнал на ферму коров доить, сволочуга. Хоть бы на какую другую работенку — землю ли пахать, за лошадями ли смот­ реть, а он, нет тебе, на коров поставил! Да еще наказал, чтоб на дойку коров выходил я со всеми Георгиями, при погонах и протчая. Я полез бы­ ло в амбицию, но... уговорили. Насовали под микитки, утихомирился!.. Ох, клял же я в ту пору грешную Дашу! Степан захохотал. — А причем же тут Даша? — При своей статье, — ответил Трофим. —- Если бы не свихнулась, разве бы я дался немцам живым в руки? Ни в жисть! В кустах черемух просыпались птицы. Их еще не видно было, но они уже чирикали, предвещая погожий день. Терпко пахло ивняком, рыбьей шелухой от шаровар деда Трофима, сыростью мутных вод, а откуда-то со стороны несло гарью потухшего костра. — По-о-ода-айте ло-о-одку-у-у!... — снова пронеслось над рекой. Трофим выругался, поцарапал в затылке, сдвинув старую кепчонку на лоб, меланхолично ответил: — Ить говорил же, не подам! До чего же настырная баба! Душу вымотает, а настоит на своем. Ну, паря, дою неделю, дою две,^ месяц, год, два года!.. И вот, поимей в виду, возлюбил коров, что людей. Пони­ мал их с первого мыка, с вилюжины хвоста, по глазу. И коровы возлюби­ ли меня. Но, сказать правду, не одни коровы. Подвернулась тут бабен­ ка, пухленькая немочка. Идем, грит, Иван, — нас всех там навеличивали Иванами, хотя я и Трофим, — идем, грит, Иван, в пивную, повесели пуб­ лику танцами. Видала, как ты плясал однова, выпивши. И тут я не уда­ рил в грязь лицом. Показал им, как трещит пол под русскими каблука­ ми. Ни один немец не выдерживал конкурса в танце. Хо, хо!.. И вот, что ты думаешь, втюрилась в меня та немочка, не оторвать. А я из сердца не мог вытравить Дашу. В мыслях-то и коров доил с ней,