Сибирские огни, 1957, № 5
сток, Днепр — чудный при всякой погоде, битва за Смоленск, декабрьское победное сражение за Москву, минные осколки, госпиталь в Саратове, и снова фронт, и еще раз Днепр, хатка учительницы Агриппины Павловны и фронтовая любовь к юной дивчине, фельдшерице Миле Шумейке — тре вожная, с опасностями, со смертью рядом и, вместе с тем, глубокая, на стоящая. Где теперь Шумейка? Когда они года два назад расстались в Буда пеште, Шумейка уволилась из армии и уехала на Украину; Степана вско ре откомандировали в Германию. Он все ждал и ждал писем — ответов Шумейки! Но она как в воду канула. Дивчина завидная, красивая, всегда найдет по себе человека. Что ей Сибирь? Зачем ей тащиться в Сибирь, куда-то в Белую Елань, где у Степана — еще не развязанный семейный узел. Степан хмурит толстые черные брови, задумчивым взглядом уставив шись на лоно мутных вод Енисея, прислушивается к воркующим вспле скам. «Мальчонкой приходилось бывать здесь», — вспомнил Степан и как- то сразу увидел себя не теперешним Степаном, майором, демобилизован ным в запас, а парнишкой Степкой, несмышленышем. Тогда он впервые увидел пароход. Стоял вот на этом же берегу со своим дружком, Димкой Ухначевым, и нюхал пароход. Именно нюхал. Пароход так вкусно дымил чем-то неизведанным и зовущим из двух черных труб! Толстущая волни стая коса пароходного дыма стлалась по самому берегу. И Степка, раз дувая ноздри, втягивал в себя запах каменного угля. Такого запаха не бы ло в тайге! — Ох, какой он пахучий! — восторженно отозвался Степка, на что Димка Ухначев, поддернув штаны на лямке, с достоинством знающего человека ответил: — Они все пахучие, пароходы. Это каменный уголь так пахнет. Его добывают под землей. Если, значит, наверху лежат камни — те простые камни, а которые под землей глыбоко — те камни угольные. — Много ты понимаешь! — рассердился тогда Степка: ему было обидно, что Димка о чем-то знает больше, хотя годами чуть младше его. — Твое понимаю, — задирал нос кучерявый Димка. — А ты слышал, как в земле находят железо? И золото? Не знаешь! Ну, вот! А я знаю. Геологи достают металлы. И я обязательно буду геологом. Всю тайгу пе реверну! А пароходы — что! Пустяк. Ты бы вот поглядел паровозы. Они ходют по рельсам. По чугунным рельсам. Пыхтят и ходют. Быстро-быст ро! Глазом не усмотришь. И тоже жрут каменный уголь. Из разъяснений Димки Степка уяснил только одно: что пароходы и паровозы жрут каменный уголь. Потом приятели разошлись в жизни по разным дорогам. Демид и вправду стал видным геологом, остался холостяком-ухарем. Степан стал трактористом, успел жениться и почти сразу ушел в армию. Но случи лось так, что Демид еще в те, довоенные годы, все-таки пересек ему доро гу — под старым тополем, — как рассказывали Степану, когда приезжал он на побывку и увидел новорожденную девочку на руках Агнии... «Вот оно как бывает в жизни!» — ворохнулась тяжелая дума. Настойчиво, неумолимо минувшее, печальное и радостное, воскресало в памяти Степана в картинах, лицах, днях, врезавшихся в мозг, подобно золотым паутинам в кварцевый камень... С этого же берега уехал Степан когда-то в армию с белоеланскими призывниками. То было время поздней осени, горы курились сизоватыми витками тумана. У берегов и на отмелях искрились иглистые забереги. Ветер гнал по голышкам камней жухлые листья топольника. И тополя, насквозь продуваемые ветром, стояли по берегу неприглядные, почерне
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2