Сибирские огни, 1957, № 5

В двадцать девятом так, или в тридцатом, не помню, она-то, Авдотья, разошлась с Кандибобером и стала носить девическую фамилию Юско- вой, а звали завсегда Головешихой. Филимон Прокопьевич подписал акт. Рука его тряслась, и он еле- еле вывел свою фамилию. — Куда меня занесло, господи! Што я наделал, а? Истый лешак! И нет мне спасения ни на земле, ни на небе,— стонал Филимон Прокопье­ вич, беспокойно переступая с ноги на ногу. — Демида-то, гражданин на­ чальник, не вините. Нивчью бандюга хотел упрятать его. В плену, зна­ чит, побывал, то, се, разное там подозрение. Потянет, мол. Я хоть сам с сыном-то, значит, — Филимон Прокопьевич вздохнул, — сызмальства не ладил... И вот, когда возвернулся он, опять же... промеж нас... Ну, тут он, скажу, не виноватый. Вот, значит... Ну, а кабы за мной не следили бандюги эти, я бы их, как этого Птаху, стукнул. И доставил бы. Д а што там!.. Замутил сам себе жизню. А насчет .того, что... — Потом, потом, — остановил майор Семичастный. — Сейчас мы должны произвести обыск. Присядьте, гражданин Ухначев. Г л а в а д в е н а д ц а т а я ...На высоком крыльце дома Егорши чинно сидели братья: старший Михайло, железнодорожник, пенсионер, меньшой Санюха, щупловатый в кости, и лобастый рослый Васюха-приискатель. Говорили о предстоя­ щем приезде племянника: от Степана сообщение — едет. Сам Егорша как угорелый метался по избе, зычно покрикивая на суетящуюся Аксинью Романовну. То и дело раздавался его голос: «По­ торапливайся, слышь? Очнись, говорю. Мне к спеху: мешкать некогда!» — Што еще тебе? — Вынь подштанники. — Подала же. — Какие ты мне сунула? — кипятился Егорша, потрясая холщовы­ ми подштанниками. — Вынь, полотняные, жила! Поглядел на залатанные в коленях штаны, поморщился. — Достань оммундировку. Потому -—- момент такой. Должен я явиться перед глазами Степана при полном параде. — Какую ишшо оммундировку? — А в какой я приехал из ГТорт-Артура. Осподи! — всплеснула сухими, костлявыми руками Аксинья Ро ­ мановна. — Сколь годов не одевана! Враз расползется. Говорил же: на смертный час, чтоб сохранилась. Пусть лежит. — Повремени со своим смертным часом! Мне всего семьдесят го­ дов! Вынь и подай, чего требую. И рубаху красную, сатинетовую — тоже. — Ополоумел, осподи! Разве можно при царской оммундировке в таперешнее время ездить? Чо забрал в башку-то, а? То пропадает на своей пасеке месяцами, то заявится домой, и — вон какой!.. — Тебе грю, вынь и положь. Я за свою парадную выкладку кровь проливал, не водицу! Я, может, на редуте Водопроводном один на взвод япошек тигром кидался, а што ты в таком деле смыслишь? Пусть он гля­ нет, служивый, что и отец его не лыком шитый. Может запамятовал за службу. Я еще погляжу, какой он у нас майор, Степан Егорович. В мою ли выпер кость? Пришлось Аксинье Романовне достать из глубин сундука матрос­ ские штаны Егорши шириною «с Черное море», изрядно побитые молью, матросский китель, черный, что воронье крыло, с прицепленными четырь-