Сибирские огни, 1957, № 4
еще больше и была уже совсем неправа. Студентки топтались у двери, ребятишки обиженно всхлипывали. Уже раскаиваясь, готовая сама просить прощения, Анна вытерла щеки девочки, посадила ее на лавку и, миролюбиво ворча, стала подти рать молоко на полу. В сенях послышались тяжелые шаги, дверь рванулась, и в из бу вошла неожиданно маленькая и худенькая женщина в больших са погах. — У-у,— воскликнула она радушно,— гостей сколько прибыло. Здравствуйте. Чего же стоите? Проходите, рассаживайтесь... Держа в одной руке ведро, она другой размотала платок и, сдернув его с головы, кинула на большой гвоздь, вбитый в стену. Мимоходом включила репродуктор. Музыка запнулась, но тут же смело полетела за хозяйкой. — Без радио в избе, как в яме,— сказала женщина.— Да вот что- то света не дают, экономят все, угодники наши. И сиди тут еще час в потемках. Ты чего, Нюрка, воюешь? — Да , кринку раздавила. И куда вы кружку деваете? — Видали, какая стала?— засмеялась мать.— В своем доме кружку не сыщет. Еще годок в городе поживешь, совсем загордишься. Глянешь в огороде на огурцы: «Что это, мама, за цветики такие?» — представила она. И спросила:— Водицы что ли испить? А ты, вон, угости молоком, подоила только. Гремя сапогами, которые были явно не по ноге, она ловко двигалась по избе, ставшей вдруг уютной и гостеприимной. Лиза села, чувствуя, что уходить не хочется. Усталость и еще что-то словно придавили ее к лавке ■— так бы и сидела здесь все время, в тепле, с этой веселой женщиной. Она уловила знакомый запах парного молока. После войны, когда жить было особенно трудно, Мария Никодимовна держала корову. «Из-за Лизоньки» — любила она говорить. На кринках, расставленных у окна, быстро вырастали шапочки пушистой пены. Темные волосы маленькой женщины, кое-как скреплен ные на затылке заколкой, сбегали живыми, кудрявыми струйками вдоль миловидного лица. В полумраке она сама казалась девушкой. — Пейте, девчонки.— Она достала из стола стаканы, налила, раз дала девушкам и протянула руки к маленькой дочке:— А это тебе, красавица ты моя расхоро-ошая!:— В звонком молодом голосе так и за пела ласка.— Любушка ты моя драгоценная. Зададим мы с тобою Нюр ке. Ишь, обижает Катеньку... Она посадила девочку за стол рядом с братом и налила большую кружку, вероятно, ту самую, злополучную. — Ну, уморились на колхозной-то работенке?— спросила она. —• Ясно,— предупреждая ответы, весело крикнула Анка.— С непри вычки тяжеленько им.— Она покосилась на Лизу, и та подумала, что сочувствие это и мягкий тон пришли вслед за давешним смущением Анны. — Да , уж, — сказала мать, — совсем это не дело — посылать го родских в колхозы. А нужда заставляет. Выхода другого нету. Разве ма ло у нас своей молодежи? А посчитай-ка, сколько в город утекло? Те перь, вот, ожили. И тут интерес появляется. Вертаютдя помаленьку. По годи, скоро все сюда будут завидовать.... — Уж есть чему завидовать! —• засмеялась Анка и, подскочив к ма тери сзади, обхватила за шею обеими руками. Но в словах не было преж него извинения за свой быт, она просто восхищалась способностью ма тери не унывать.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2