Сибирские огни, 1957, № 4

Ну, лохматенький мой, пойдем?—- говорила Ася, заглядывая в Лизины ресницы, запушившие и без того темные глаза.— Ты что-то расклеилась. О Володе думаешь, да? Лиза пожала плечами: — Все последние теплые дни уйдут на работу в колхозе!— и тише добавила:— У Володи на двадцатое билет на «Баню» московского театра Сатиры. Признайся, не так тебе «Баня» нужна, как боишься, что он может с кем-то пойти. — Ах, Ася, совсем ты его не знаешь! И зачем так говоришь? — Ладно, ладно,—з аш еп т ал а Ася, примирительно жмурясь и кивая головой,— любит тебя одну и никуда не денется! Идем, там Гнездйлова зашла. Не люблю ее, а все-таки есть в ней что-то, да?— и потянула в ку­ пе, где слышался оживленный говор. Галка Гнездйлова, привалившаяся плечом к отодвинутой двери, про­ пустила их; девушки, которые сидели, смолкли и потеснились. На верхних полках обитали Семен Беркман и Спартак Морданов. Беркман, полный, благообразный, с толстыми губами и волнистой шевелюрой, лежа на животе, мечтательно смотрел в окно через очки. Морданов полусидел, устроившись так, чтобы видеть, что делается внизу, в девичьем царстве. Он был старше всех в группе. Отработав пять лет фельдшером, теперь «добивал науку», твердо решив не отступаться. Из уважения, а больше из ехидного желания лишний раз подчеркнуть феерическое сочетание, студенты называли его по отчеству: «Спартак Федорович». Спартак не мог похвастаться приятностью: нос — сапогом, слишком тяж елая нижняя челюсть, большие неправильные зубы. Вдобавок, попав в студенты, Морданов учился острить. Прислушиваясь к наступившей тишине, он вздохнул: — Эх, кто-то на свет народился! — Главное — товарищ доволен собственными изреченьями,— сказа­ ла Гнездйлова, а Юлька Снеговая постучала ему в полку снизу: — Эй, ты! Зла не хватает! Спартак ударил в полку пяткой. Юлька было засмеялась, но запнулась и, посмотрев на всех, реши­ тельно переменила тему: — А мы тут о Володе спорили, о твоем, Лизок. Галка Гнездйлова поглядела на Лизу, усмехнулась: — Мара Лапицкая пережить не может, что он год назад отказался читать Маяковского, когда она так милостиво его пригласила! — Очень нужно переживать!— вскинулась Мара — худенькая сине­ глазая блондинка, с волосами, взбитыми надо лбом и схваченными сзади большим пушистым узлом. Было в ней все красочное и вместе с тем легкое, хрупкое. И тонкие руки, и манера разговаривать, и держаться с изящной небрежностью. Неожиданно звонкий, отчетливый голос вместе с этой ее манерой закрепили Мару в должности постоянного конферансье на институтских вечерах. И если Лиза уже сейчас видела в Асе Каргановой внимательного терапевта, а в Юльке Снеговой сердечного педиатра, и даже в Спартаке Морданове — универсального колхозного эскулапа, то Маре Лапицкой, с ее кокетливым изяществом никак не могла подобрать врачебной специ­ альности— любая требовала твердой руки и крепкого сердца. «Такой проще вызывать восторги на подмостках, чем заслужить авторитет вра­ ча»,— думала Лиза. Про себя она лишала Мару главного — ума. И те­ перь улыбнулась, вспомнив, как Мару, привыкшую к легкому успеху, обескуражил отказ Володи читать стихи на вечере, организованном