Сибирские огни, 1957, № 4

•обе нити, смотрит то вправо, то влево. Каждые полсекунды поворачивает­ ся голова: вправо-влево, вправо-влево... По одну сторону железной дороги тянется красивый густой лес, по другую сторону — луга, о каких он мечтал на Тамбовщине. Но ему неин­ тересно смотреть на леса и луга... Заслышав стук колес, он отойдет на правую сторону по ходу-поезда, вытащит из кожаного чехольчика флажок и будет держать его впереди себя на вытянутой руке, пока не пройдет последний вагон. А потом он по­ вернется лицом к уходящему поезду, отставит руку в сторону и будет так стоять, пока поезд не скроется из глаз. И машинист, который сидит за правым крылом паровоза, и главный кондуктор, и вся поездная бригада будут знать, что путь исправен. Андрей не может идти ровным, размеренным шагом. Шпалы лежат то ближе одна к другой, то дальше, и его прыгающие шаги тоже то корот­ кие, то подлинней, и в такт шагам толкает в спину тяжелый гаечный ключ. Он шагает по шпалам, навьюченный сигнальными знаками, путевым молотом, тяжелым гаечным ключом, и держит в руках фонарь. Где-то его застанет ночь, и запрыгает в ночи огонек: вправо-влево, вправо-влево... Он идет днем и ночью, не чувствуя непогоды. Он ни о чем не думает. Он не знает, когда начался этот круговой путь по шпалам, когда кончит­ ся. Он идет между двумя рельсами, и другого пути у него нет. Он прошел много тысяч верст, но остался на своей версте, и путь его бесконечен, как у слепой лошади, что идет по кругу и вертит мельничный жернов. Исхлестанная дождями, прокаленная солнцем, кожа на его лице и на шее потрескалась и отвердела. Старый обходчик ни о чем не думает. И не поймешь, отчего, не успев вздремнуть после какого-нибудь тяжело­ го обхода, он вдруг поднимется с постели и, озираясь, чтобы не увидели жена или дети, пойдет в сарай, достанет спрятанный под дровами узелок, развернет истлевшую от времени тряпку и долго будет смотреть на про­ ржавевшие гвозди, шурупы и петли от старого тамбовского сундука, бро­ шенного когда-то на Великом Сибирском тракте. Он перебирает шуру­ пы и петли руками, и на ладонях остается желтая шелуха ржавчины. Он ни о чем не думает. Он механически растирает желтую шелуху, и она пре­ вращается в пыль. Это прах умершего металла'... Что мог сказать Ивану Голенкову старый путевой обходчик? Не ви­ дать Ивану земли в Сибири, как и на Тамбовщине. Пусть идет на чугун­ ку. Но не путевым обходчиком. Работа легкая, платят за нее мало. Он еще молод, может и в чернорабочие податься. Там нутро надорвешь, з а ­ то заработок будет. Подрастет его старшая дочь Матрена, поднимется сын Владимир, тоже станут чернорабочими, тогда и придет сытая жизнь, тогда и в обходчики можно. Все это твердо знал Андрей Чеботарев. Но не видел он, стоя с зеле­ ным флажком, что в поезде мимо него уже увозили в глубь Сибири Л е ­ нина, что в составах, которым он показывал сигнал — «Путь свободен», угоняли на каторгу, в ссылку, на поселение Свердлова, Дзержинско­ го, Фрунзе, Орджоникидзе, Сталина, Куйбышева, Рудзутака, Ярослав­ ского... Не знал старый путевой обходчик, что по всей России взошло уже се­ мя, брошенное Лен-иным и его великой партией. Не растоптать его, не уг­ нать в Сибирь! И не сбылись слова Андрея Чеботарева. Не пошел сын Ивана Голен­ кова в чернорабочие. Володе было четыре года, когда пришла Советская власть. И в Российском Уставе железных дорог был перечеркнут пара­