Сибирские огни, 1957, № 4

зубрин лишил их многообразия чувств и переживаний. • Через весь роман проходит образ Жар­ кова — командира партизанского отряда, потом соединения. Мы знакомимся с ним в трагический момент. Партизаны с тру­ дом удерживали село. Спешно выезжали из Широкого последние подводы с семья­ ми партизан. Разрывом снаряда убиты жена и сынишка Жаркова. Узнав о слу­ чившемся, он, не дрогнув, продолжает руководить боем. А ночью, отступая вме-' сте с отрядом, не останавливаясь, обо­ шел трупы жены и сына. Даже не взгля­ нул в их сторону! В любых обстоятельствах он тверд и непоколебим, у него нет никаких разду­ мий и сомнений. Художественно малоубедителен и об­ раз комиссара Молова. «Высокий комис­ сар в кожаной куртке», «большие чер­ ные усы с опущенными концами делают его лицо сердитым и суровым», — таков его внешний облик. Молов насмешливо спокоен в сцене допроса пленного исте­ ричного офицера, он спокойно продолжа­ ет агитбеседу с вновь прибывшими бой­ цами, несмотря на начавшийся артилле­ рийский обстрел. Никаких других черт автор не дает своему герою. В предисло­ вии к «Двум мирам» В. Зазубрин при­ знавался: «Политработник и художник не всегда были в ладу. Часто политра­ ботник брал верх, — художественная сторона работы от этого страдала». Рупором идей автора предстает комис­ сар Молов. Разговор комиссара в лазаре­ те слишком длинен, слишком риторичен, чтобы быть жизненно правдоподобным. «Молов не разговаривал — учил, проро­ чествовал», — справедливо комментиру­ ет его речь автор. И все же подобные публицистические отступления, вложен­ ные в уста героев, очень органичны в романе, который писался в огненные го­ ды, который сам был оружием борьбы за торжество Советской власти. Новый класс на обломках старого ут­ верждает свои права. Весь класс бур­ жуазии и ее слуг прогнил. Пришли но­ вые, истинные хозяева жизни. Они отбе­ рут от старого все лучшее, все здоровое, что есть у старых классов, и построят новый мир, — таково в самом сжатом из­ ложении содержание речи Молова. В 1921 году она прозвучала гневной отпо­ ведью буржуазным интеллигентам, угро­ зой свергнутому, но не добитому еще классу буржуазии. В. Зазубрину не удалось создать пол­ нокровного образа большевика. Но нуж­ но отдать должное писателю: выпол­ няя трудную и, в значительной степени, новую задачу раскрытия характера героя в сфере социальных отношений, он все же показал достоверные и при этом глав­ ные черты коммунистов — глубокую преданность идее, смелость, твердость, спокойную уверенность в правоте своего дела. Несколько коротких, публицистически заостренных сцен посвящено раскрытию подлинного лица тех, кто до недавнего времени почитал себя «хозяевами жиз­ ни», скрывал свою сущность под лжи­ выми демократическими лозунгами, ра­ туя за Учредительное собрание. В обри­ совке этих образов Зазубрин широко применяет прием саморазоблачения. На пьяной вечеринке офицеров Верев­ кин поет панегирик «идеальному русско­ му офицеру» атаману Красильникову: — Атаман — художник своего дела... Возьмите его публичные казни, его та­ нец повешенных, когда десятки людей сразу, по одной команде, взвиваются вы­ соко над крышами домов и начинают, ви­ ся на журавцах, выделывать ногами все­ возможные па, а тут же рядом согнано все село, стоит коленопреклоненное и смотрит. Жены, матери, отцы, дети пове­ шенных — все тут... А его рабочая поли­ тика? Ах, это восторг! Мы уже давно, кажется со времен Лены, не получали со стороны правительства такой актив­ ной поддержки, какую имеем теперь в лице атамана... Малейшее подозрение, большевик, — за горло, на землю и пу­ лю в лоб». ...Перед нами представитель торгового капитала — «великолепный коммер­ сант», с липкими холодными ладонями, Востриков. С циничной откровенностью называет он себя спекулянтом и сообща­ ет, как наживается на трудностях воен­ ного времени: «Я рискую, я и беру. Сто, двести процентов мне мало, я наклады­ ваю четыреста, восемьсот, тысячу. Я вздуваю цены до последней возможно­ сти». Чтобы избавиться от необходимо­ сти самому защищать награбленное, этот коммерсант-спекулянт выправил себе монгольский паспорт, надел тужурку студента Владивостокского института во­ сточных языков. Так выглядят в романе те, кого защи­ щали своими штыками колчаковские ди­ визии. Люди без моральных устоев, пря­ чущиеся за подложные документы и за спины карательных отрядов, они пред­ ставляют класс, стремящийся удушить • социалистическую революцию. Представлена в «Двух мирах» и бур­ жуазная интеллигенция. Тотчас вслед за сценой жестокой рас­ правы колчаковцев над жителями пар­ тизанского села писатель переносит нас в уютный домик профессора, где «роса еще не высохла на белых астрах, сор­ ванных утром, крупные капли прозрач­ ной влаги капали на полированную крышку рояля...» Но и здесь, в этой тихой обители му­ зыки и эрудиции, —- кровавые отблески войны. Дочь профессора провожает на фронт своего жениха — подпоручика Ба­