Сибирские огни, 1957, № 4

— Я сама, сама вижу! Ты упрекал меня в тщеславии, ты! Но ради этого тщеславия ты сам не можешь отказать себе в удовольствии, вы­ слушиваешь признания всяких девчонок. И лжешь, ради тщеславия! И всю жизнь будешь лгать! — она захлебывалась, стремясь высказать ему в лицо все и наслаждаясь этим чувством. Еще ей хотелось крикнуть, что Володя тоже виноват в случившем­ ся, а она страстно хочет быть врачом, хирургом, и ей нужен друг, кото­ рый поддержал бы ее. Но, поймав замкнувшийся, надменный взгляд, увидела бесполезность этого и только повторяла: — Нет, просто «замуж» я не хочу! Не-ет, так любить я не буду. Володя переменился в лице. Однако взял себя в руки и, откинув на­ зад волосы, сказал подчеркнуто равнодушно: — Не хочешь — как хочешь. Я, так сказать, никому не навязываю своей особы. -— Д а , да! — крикнула она. — Вот эту твою позу ненавижу! Ты же позёр, позёр! — повторяла найденное слово. — Знаешь что? — угрожающе произнес он, но, остановившись, процедил сквозь зубы: — Избаловали тебя родители на свою голову! И вышел из комнаты. Лиза задохнулась. Услышать от него упрек, который бросали все, упрек, с которым боролась именно потому, что втайне чувствовала его -справедливость!.. Хлопнула входная дверь. Обессиленная, опустилась Лиза на пол, и, прислонив голову к краю стула, разрыдалась. «Какой он... какой он...» — вырывалось между рыданиями с мучительной обидой. И она плака­ ла громко, зная, что никто не услышит. 18 Минутами Володя представлялся Лизе блестящим чехлом, который сняли с дешевой и безвкусной вещи. И все-таки поверить, что его уже нет и никогда не будет рядом, не могла. И она ждала, что Володя вернется, может, сейчас позвонит. Она даже плакать стала тише, прислушиваясь. А когда звонок раздался, встала и, опустошенная, так и не приду­ мав, что скажет ему, открыла дверь. И отступила: — Папа! ' На пороге стоял Петр Александрович. Настороженность и глубокая усталость его карих, как у нее, про­ долговатых глаз, помешали Лизе броситься к нему. Просто приблизи­ лась и неловко поцеловала холодную щеку. Он молча поставил на пол кожаную папку и стал снимать пальто. Лиза дожидалась в коридоре, не смея ничего произнести. Молча прошли в комнату. Темная спина отца выросла перед ней, и она поняла, что надо бы зажечь свет. Но не решилась. — Садись, — сказала, чтобы что-нибудь сказать. — Нет, уж это ты садись! — обернулся он. Лиза не могла сообразить, знает ли отец все, или только оскорблен ее отношением к нему. И все же опустилась на стул. Он закурил, присел, но тотчас встал и прошелся по комнате. Она смотрела в пол. Его ноги остановились напротив. По тому, как они .заняли крепкое, устойчивое положение, догадалась: сейчас начнется