Сибирские огни, 1957, № 3

судьбе ^ о и х б ли зк и х^™ И родители погибших моих товарищей спрашивают о Вот письмо отца моего комбата Шрамко. Он знает, что сын погиб но ему хочется знать, как он погиб. у Муки3 концла^рГеЛй 3а‘ Тяжкие каРтины встают передо мной. Дым, грохот, смерть. И обида. Это как короста на теле, ее не так легко отдерешь. Обида за то что мой плен некоторые люди долго ставили мне в тяжкий упрек. Лучш е бы ты умер, чем с клеймом пленника жить. Я им говорю, что нет на мне никакого клейма, рассказываю о знамени Не верят, спрашивают: — Отчего ты один живой остался, а остальные погибли? Что я мог ответить в те дни? Сейчас-то всем известно, что многие защитни­ ки кре/пости живы и тоже прошли через плен. Приехал я на свою милую Украину, а там ни кола, ни двора. И невесты мо­ ей нету, говорят, немцы в Германию увезли. Сижу на разбитом пороге, как горе­ мычная сиротина. И плакать не плачется, горюшка-то уже через край. Вспомнил­ ся мне тогда тот сталевар, который перед кончиной просил меня поклон Сибири передать. А почему бы и не передать? В зял да и поехал. Один-то ведь, что птица перелетная... — Да что с тоб'ой, Родион? Опомнился, открыл глаза. А это жена меня тормошит. — Завтрак остыл. Ешь. А жена у меня хорошая, в Сибири ее нашел. Видно, через нее и Сибирь-то полюбил. Гляж у в окно. Оно у меня прямо на завод выходит. Завод большой. Трубы высоченные. Нравится мне такая картина. И город нравится. Вот сюда-то я и приехал в послевоенный год. Поставили меня аппаратчиком в коксохимический цех. Скоро освоился. План перевыполнять стал. На мастера выучился. Так десять лет отстукал, как гвоздики вбил, ни одного не вытащишь. Писал я раза три в Главное политическое управление Красной Армии. Отве­ ты были какие-то неопределенные. Еще одно написал. И вот вызывают меня вскорости в райвоенкомат. — Ты писал? — спрашивает военком. — Я, — отвечаю. —■ Рисуй схему каземата, место, где прятал. И дает мне военком лист бумаги и чернила. — Не пойдет, — говорю я ему, — я зарывал, я и отрывать буду. На том мы и расстались. Пошел я в городской военкомат. Военкома самого не было, принимал его заместитель. Он меня даже в кабинет не пригласил, а че­ рез секретаря передал: — Теперь ваше знамя не представляет исторической ценности. П лю нул он мне в самую душу. Выходит, что и вся оборона Брестской кре­ пости не представляет исторической ценности? Неправда. Найдется все же чело­ век, который по малюсеньким крупицам будет собирать свидетельства героизма и мужества тех, кто не пожалел себя для Родины. Найдется, честное слово... 1956 год. Жаркий июль. У еха л я с женой на Алтай, отпуск провести. Ме- ста-то на А лта е расчудесные, климат как- раз подходящий для любителя-рыбака. Горы, тайга, веселые закаты у горной речки. Что может быть лучше для душев­ ного отдыха? И вот сидим как-то вечером в простои колхозной избе. Я только с рыозлки, еще живых хариусов в чугунок отсчитываю. Слышу, жена кричит мне. — Родион Родион! Писатель Смирнов выступает, о Бресте рассказывает... Выронил я ведерко, хариусы выплеснулись. Я к приемнику, еле дышу. А Смирнов говорит о тех, кого ему удалось разыскать в живых. Сердце у меня за х о ди то т р а д о ™ Накш вц -, 0 . ^ ^ Спася5о , ебе . вра10в, В01 ка. кое спасибо Это тебе Родион Семенюк кричит, жив я, жив, говорю... Вроде очумел я. Жена даже испугалась за меня, а сама смеется и плачет. f e иС п о д н я т ; нё н°адоР И в ^ о Т ж е вечТр 'я телеграфирую в Москву о том, что жив Родион Ксенофонтович Семенюк, которому поручено было дивизионное ЗНаМВ$емяИидет, а ответа от Смирнова нет. Н е знал я, что он в это время в Бре- СТе 6R ± n « ппитпел в сетэедине сентября и не от Смирнова, а из Политуправления Белорусского^ вошгаого окру га . К этому времени мою фамилию уже упоминали в газете «Ком сомольская правда». В парткоме и в дирекции удивились. 6. «Сибирские огни» № 3.