Сибирские огни, 1957, № 3
Ум р ем , по не сдадим ся Знамя лежит у меня за пазухой гимнастерки вместе с двумя последними гранатами. От моего пота чехол знамени мокрый и теплый. Мне от этого хорошо, проходит озноб от невыносимой боли в голове. Царапнуло-таки окаянным осколком. Стены форта сотрясаются от взрывов. На наши головы сыплются листовки. Фашисты предлагают нам сдаться. Один час на раздумье... И вдруг бой стих, такая тишина в крепости, что я слышу возле себя хрип лое дыхание солдат, стоны раненых. И громкий голос из невидимого репро дуктора: — Сопротивление бесполезно. Сдавайтесь. Вы останетесь жить. И ли мы вас сравняем с землей, выбрасывайте белый флаг... — А х , гады! И это нам предлагают на чистейшем русском языке! Над северными воротами форта висит фашистский флаг. Майор Гаврилов: командует: — Снять его. Вас восемь человек вызвалось сделать это. Хорошо, что ночь темная. Вспыхнут вверху осветительные ракеты, а мы заМрем среди груд развороченной земли; точно убитые, а потом опять дальше. П одползли близко, устроились в окопе. А один из нас, сапер, отправился вперед, подкрался к знамени, обвязал его древко куском крепкого кабеля, а второй конец у нас в руках. Дернули мы за него, потянули. Чувствуем, волочится по земле. И вдруг застопорило. Тянем' изо всех сил, а не подается. Слышу, наш сапер тихонько всех бесов проклинает, старается отцепить от чего-то вражеское знамя. Послышались выстрелы. Взметнулись в небо десятки ракет. И увидели мы: стоит сапер, а кругом него фашисты, взять хотят. А он встал ногами на зловред ное знамя, топчет его изо всех сил и кричит: — Чего радуетесь, дураки? Наша взяла. Вот вам... И давай швырять в немцев гранаты, а последнюю себе под ноги... Бросили и мы несколько гранат. Отсалютовали своему славному саперу и обратно в форт. Не дождались немцы от нас белого флага. Вместо него мы выбросили крас ный лоскут на винтовочном штыке. Изорвут его немцы в клочья, а мы повесим второй, третий. Намочим его своей кровью, и трепыхается он над нами, как из раненная птица. Разозлились фашисты. Последние двое суток сбрасывали с самолетов не листовки, а страшные бомбы в 1800 килограммов. От них не только наш Восточ ный форт, но и весь Брест, наверное, раскалывался. Были бомбы и со слезото чивыми газами. Отстреливаться нечем. Осталось несколько гранат, да в пистолетах есть, еще несколько пуль... — Какое же сегодня число? — спросил я товарищей. — 30 июня 1941 года, — ответил кто-то из них. — Запомни это число, сержант, — громко произнес майор Гаврилов, — запомните это число, товарищи. Сегодня мы победили врагов, а не они нас. Мы умрем, но они не сломили наш дух. И это главное. Значит, они нас не победят... Нас... Мы поняли майора. Каждый подумал о Родине, о тех, кто еще ото мстит за нас. — Голов не вешать, — бодро произнес Гаврилов,— умрем стоя, как пола гается. А перед этим мы еще уложим многих фашистов... — Товарищ майор, — обращаюсь к нему, — я комсомолец. Хочу умереть коммунистом... — И я тоже, — сказал другой боец. — И я... — И я... Майор Гаврилов взял наши заявления, бережно спрятал в карман гимна стерки. Ничего не сказал, помолчал. И мне показалось, что у него задрожали губы. Но Гаврилов взял себя в руки, сказал: — Враг прорвался в наши казематы. Нужно их удержать. Семенюк! Знамя у вас? Я молча коснулся своей груди. — Я оставляю при вас четверых. Продолжайте бой. А мы пойдем искать патроны. И Гаврилов ушел. Нас осталось в каземате пятеро. Я, Фольварков и Тарасов охраняли каземат с западной стороны. Впереди нас расположились два других бойца. Отстреливались долго. У наших двух товарищей скоро вышли все патроны.. Теперь нас трое. Мы глядим Д'руг на друга.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2