Сибирские огни, 1957, № 3

8 Судьба журналиста такая — не ждут нас ни стол, ни кровать, и утром я часто не знаю, где выпадет мне ночевать. В гостиницах жил я немало, был в Бахмаче, был и в Ельце, в кабине сидел самосвала, учился в высотном дворце. Мы вместе с любимой взлетали на самый последний этаж... Я помню до слез все детали в тот вечер ликующий наш — компанией всей мы забрались на жесткий, громоздкий диван, и вдруг моя песня ворвалась s мерцавший огнями туман: «Е дем мы, друзья, в дальние края, станем новоселами и ты, и я...» Я слушал ее и не слышал, а голос звенел в* полумгле, и все мне казалось, что выше нет счастья у нас на земле. ...Вчера, — намотавшийся за день, забывший про теплый уют, я вдруг услыхал ;— где-то сзади знакомую песню поют, — о том, что других мы не хуже, готовы к атакам ветров, и ждут нас — дорожная стужа, ночевки у дымных костров... И сердце колотится чаще, весь мир — на моей стороне, и в нем — этот голос, звенящий на самой высокой струне. Я понял, что счастья нет выше, чем где-то в далеком краю на трудных дорогах услышать нехитрую песню свою. И стало мне стыдно впервые за каждый обыденный стих, за строки мои неживые, написанные для живых...