Сибирские огни, 1957, № 3

Весьма странно, что всего этого Вы не заметили в книге и позволили себе написать — «напомним знаменитую сцену» так, словно у меня о ней ровным счетом ничего не говорится, и Вы по меньшей мере совершаете открытие, хотя у меня написано: «Сцена «распропагандирования» является важнейшей в опреде­ лении идейного содержания повести «Бронепоезд « 1 4 — 69 » . Вы «у ли ча ете » меня в том, что я нарушаю принцип историзма в исследо­ вании, в том, что я не сумел показать, каким образом от далеко не совершенных рассказов 1917 — 1920 гг. писатель пришел к зрелым произведениям — «Парти­ заны » и «Бронепоезд « 1 4 — 69 » . Но, и уличив меня в нарушении хронологического принципа изучения произ­ ведений писателя, Вы Bcei-таки не объяснили, что изменилось бы в определении этапов творческого пути Вс. Иванова, если бы я, подобно Вам, заметил, что рас­ сказ «Красный день», опубликованный в журнале «Красный командир» в апре­ ле 1921 года, «представляет собой ранний вариант «Партизан »? И если учесть, что «Партизаны », опубликованные в июле 1921 года, самим Ивановым датируют­ ся 1920 — 1921 гг. (см. «Избранные сочинения в 2 томах». М., 1954), становит­ ся совсем непонятно, какую хронологию я нарушил, приступив к анализу самого произведения, а не его вариантов? Без всякого обоснования Вы прямо пишете: «Ошибка автора монографии и в том, что некоторые рассказы — «Глиняная шуба» и др. — он рассматривает вслед за «Партизанскими повестями», хотя они написаны значительно раньше». «Партизанские повести» написаны в период 1920 — 1922 гг. Но и п о д а в ­ л я ю щ е е большинство рассказов, вошедших в сборник «Седьмой берег» (М., 1922), написаны в эти же годы. Почему же я не мог их рассматривать после «Партизанских повестей»? С таким же успехом меня можно было бы обвинить в нарушении принципа историзма, если бы я поступил наоборот. На самом же деле произошло то, чему и следовало произойти: из массы произведений п е р в о г о п е р и о д а творчества Вс. Иванова я выделил и поставил на первое место то-, что считал определяющим и главным. Я склонен думать, что монографическое исследование это не просто описание произведений по годам и месяцам их появ­ ления, а изучение этапов, периодов творческой эволюции писателя. Далее Вы пишете, что «такое же неудовлетворение вызывает и глава, по­ священная драматургии Вс. Иванова, как первые пьесы, так и пьесы 30-х годов рассматриваются исключительно о точки зрения социологии. Что характерно для воех пьес Иванова, чем отличается каждая из них от других, каково место Ивано- ва-драматурга в советской литературе? На все эти вопросы читатель не найдет ответа в книге Н. Яновского». Предположим, что это так и есть. Но почему бы Вам не разъяснить мне и читателю, в чем тут дело, в чем, так сказать, корень моих ошибок. Ведь при­ клеить ярлык «вульгарного социолога» это еще не значит доказать и убедить. В той же газете «Советская Сибирь», например, по поводу той же главы, опубли­ кованной в журнале «Сибирские огни» без всяких изменений, рецензенты А . Ки- тайник и К. Немира писали нечто прямо противоположное: «В актив критика мо­ жет быть записана и содержательная статья о драматургии Вс. Иванова. Глубоко проанализировав творчество Вс. Иванова-драматурга, Н. Яновский с полным ос­ нованием приходит к выводу, что оно способствовало обогащению советской дра­ матургии и сыграло крупную роль в развитии советской литературы. Этот вывод вытекает из детального 'и доказательного разбора драматургических произведе­ ний Вс. Иванова (см. «Советская Сибирь» от 12/11-56 г.). Я понимаю, конечно, что у разных людей могут быть разные взгляды. Но каково жа все-таки мнение «Советской Сибири», что думать ее читателям, к мне­ нию кого мне, как автору, прислушиваться? Меня, конечно, легко сейчас упрекать в том, что я не обратил ^внимание чи­ тателей на допущенные Вс. Ивановым (вместе с нашей исторической наукой!) из­ вестного рода исторические неточности, легко упрекать в том, что я дал лишь односторонне отрицательную оценку группе «Серапионовы братья». Мне кажется, что в решении этих вопросов нам давно пора отказаться от взаимных упреков, не уподобляться гоголевским героям, спорившим о том, кто первым оказал « Э » , а заняться серьезным исследованием литературного про­ цесса. Итак, радикальное средство против болезней нашего литературоведения, ко­ торое Вы предлагаете, по существу сводится к требованию упрощения литератур­ ного процесса, творческого пути писателя; упрощения под флагом борьбы с вуль­ гарным социологизмом. По-моему, это не тот путь, по которому должно развивать­ ся наше литературоведение. Н. Я н о в с к и й .