Сибирские огни, 1957, № 3

выпить реку, чтобы спасти людей от на­ воднения. Мудрый судья может слетать за советом к своему другу на ближай­ шую звезду. Декораций нет на Сцене, и это тем более раздвигает рамки сцены. Собственно, рамок нет никаких: чело­ век может движениями показать, как он поднимается на несуществующую высо­ кую гору, и вы поверите ему, ему до­ статочно сесть на палочку с конским хвостом и показать вам, что он скачет на лошади, а по его маске, по звезде на лбу , по опахалу вы можете с пер­ вого взгляда судить о том, что это за герой: добрый, злой, умный... Вместе с людьми запросто на сцене могут появиться звери, особенно на сце­ не театра теней. Эти звери, как прави­ ло, добрые помощники людей, — очень добродушна, симпатична и умна, к при­ меру, свинья. Царь обезьян — мудрей­ ший царь, драконы — часто попросту великолепны. Если же зверь злой, так он и вовсе не земной, он прибыл откуда- то извне. Действительно же злые звери, скажем, тигры или леопарды, которые и в 'Самом деле приносят немало бед лю­ дям в Китае, по моим наблюдениям, по­ просту не допускаются на сцену. Конечно, степень, если можно так выразиться, сказочности опер — самая различная, но в большинстве случаев — это все-таки сказка. Попутно мне кажется очень любопыт­ ным и такое обстоятельство. Большин­ ство опер — сказки, сказки известные всем людям, от мала до велика, но зри­ тели смотрят и смотрят свои оперы без конца, приходят целыми семьями, прино­ сят грудных младенцев и даже когда тя­ нут красный .или зеленый чай через длинные носики чайников, которые раз­ носят по рядам служители, и тогда не спускают глаз со сцены и живо реаги­ руют на каждую реплику, на каждое дви­ жение актеров. Собственно, мы слушаем свою оперу, тоже прекрасно зная, чем все кончит­ ся — чем кончится дуэль Онегина с Ленским или плен князя Игоря у хана Кончака — все дело в исполнении. В китайской опере исполнение приоб­ ретает еще большее самостоятельное значение — ведь в большинстве случаев оперы не имеют печатных, строго обяза­ тельных для актера и постановщика либретто, тем более не имеют партиту­ ры музыканты. Актер на память, неред­ ко еще в детстве, заучивает свою роль, но если этот актер или постановщик же­ лает привнести в текст что-то свое соб­ ственное, — никто ему в э1юм не меша­ ет, действуй, как тебе угодно, лишь бы не бы л нарушен ход представления в це­ лом , его конечный результат, лишь бы твое исполнение было понято и принято зрителями. Все эти особенности китайской оперы заставляют нас задуматься над вопро­ сом: а опера ли это? Кто-то и когда-то эти китайские пред­ ставления, этот специфический, совер­ шенно своеобразный вид искусства пере­ вел на наш язык словом «опера », но, по существу, ведь это же совершенно раз­ ные вещи. Мне говорили нередко: «Лучш е назы­ вать эти представления не оперой, а му­ зыкальной драмой». Ну,.а «Осенняя ре­ ка » или «Царь обезьян», вещь, в кото­ рой главное значение имеет сцена акро­ батическая, когда два человека рубятся в темноте мечами, — какая же это «м у ­ зыкальная драма»? Во всех тех операх, которые я видел, музыка имеет второ­ степенное значение, пение, как таковое, — тоже отсутствует, его заменяет что-то среднее между нашим причитанием, раз­ говором «нараспев», выкриком. Во вся­ ком случае, все это ничуть не меньше отличается от европейского вокального искусства, чем сама китайская опера от оперы европейской. В европейском ис­ кусстве нет жанра, подобного этим ки­ тайским представлениям-сказкам, так же, как в Китае нет европейской оперы. Мне кажется, что китайское название оперы — не переводимо, и в Европе или в другой любой части света она должна называться только по-китайски. Это зву­ чит,, как гэцзюй. Мне кажется, что существует на свете не китайская опера, а национальный вид сценического искусства, очень отличаю­ щийся и от драмы, и от оперы, и от опе­ ретты, очень разнообразный жанр гэ­ цзюй. В самом Китае вокруг гэцзюй идут оживленные споры, вот уже несколько лет продолжаются дискуссии. Не пора ли осовременить, реформиро­ вать гэцзюй? — говорят там многие дея­ тели театрального искусства и культуры. Нельзя же, в самом деле, чтобы народ продолжал довольствоваться сказкой как основным видом сценического искус­ ства? А может быть, здесь и нужно раз­ личать два вопроса — это вопрос о ре­ формации гэцзюй и вопрос о разнообра­ зии жанров? Сторонники реформации гэцзюй ука­ зывают, в частности, что она до сих пор не имеет под собой разработанной шко­ лы, что актеры нередко не имеют доста­ точной культуры и принципиальных взглядов на свое искусство, и если уж эту школу создавать и эти взгляды раз­ рабатывать — так не воспользоваться ли этим для серьезной реформы? Но возможна ли вообще, в принципе, реформа сказки? Можно сказку художе­ ственно обработать, можно положить ее в основу разнообразных произведений искусства, можно из многочисленных вариантов сказок создать один, наиболее полный и достоверный, но «осовременить сказку», это, пожалуй, то же самое, что подвергать реформам прошедшую исто­ рию. Если полагать, что гэцзюй как-то воз­ можно приблизить к европейской опере,