Сибирские огни, 1957, № 3

Мир наш полон чудес. Я надену спортивные тапочки и отправлюсь бродить по веселой сентябрьской столице. Разве Эля Зверкова — это не Красная Шапочка, разве Эля Зверкова —• это не Синяя Птица? Но в какие б цвета ты ни была бы одета, я никак не пойму, где тут правда, а где тут идиллия, и, как пламенный принц, я влюбленно вздыхаю: «О детта !», как прожженный газетчик, сомневаюсь: « А может, Одиллия?^ Я лю блю твои руки — нежно-розовый цвет маникюра, эти руки, что могут и оттолкнуть, и обнять. Я лю блю твои плечи — разве с ними сравнится скульптура, разве мрамор способен их теплоту передать? Я лю блю твои губы — удивительно нежные губы, их целуешь — и кажется: мир исчезает кругом. Я люблю и глаза твои — если б ты знала, как лю бо в них смотреть вечерами, сгорая в огне голубом ! Но когда сводишь вместе эти руки, и губы, и плечи, — ты становишься сразу девчонкой такою пустой, что с тобой разговаривать мне просто-напросто не о чем... А тебе-то, наверное, тоже не сладко со мной. Краны по небу лазают, делают в небе стойку. Девчонка голубоглазая впервые пришла на стройку. Впервые видит девчонка, не опуская век, как лезет по балке тонкой крошечный человек. Впервые девочке кажется, что надо бы жить смелей,