Сибирские огни, 1957, № 3

Судьба почти каждого из них сложилась трагически. Ладоха погиб от рук. палачей, так же как и Ермаков, которому казачья верхушка не могла простить участия в большевистской газете. Душа всех заключенных Евтушенко не давал покоя ни надзирателям, ни начальнику тюрьмы Кузьмину и никогда не унывал. При отступлении белые- его убили. Туманова прозвали у нас «патриархом», имея в виду его многочисленное семейство. Подошел он ко мне в первый же день на прогулке. С тех пор, как только узнавались какие-либо новости, он адресовался ко мне. Все вспоминал, как выращивал арбузы, которые отлично вызревают в-районе Павлодара. Ту­ манов арендовал землю у казаков. Сняв богатый урожай, нанимал баржу и от­ правлялся в Омск торговать. — Дело стоящее и доходное, одно плохо: за хорошую землю казаки дорого берут, — жаловался Туманов. — Выходит, что на них работаем, а они от нашего- труда богатеют. Вот когда отдадут землицу по декрету, — другое дело пойдет! Я узнал о стычке Туманова с казаком-эсером Фузеевым на Павлодарском уездном съезде Советов. Туманов пользовался в городе большим уважением и. был избран делегатом на съезд. Выступая там, Фузеев упрекнул Туманова, что, дескать, он, столь авторитетный человек, поддерживает большевиков. Туманов вскочил, потрясая кулаком: —• Все, что я и моя трудовая семья заработали, отдаю народу, Советской власти, но не вам, баламутам!. Беседовали мы с Тумановым обычно на прогулках, а когда дежурили не очень строгие надзиратели, обсуждали положение на фронтах и политические новости. Среди заключенных были и такие, что надеялись на благополучный исход, мол, власть белых укрепится, и всех освободят. Были такие! С великим трудом приходилось разъяснять им, что реакция не­ только когти, но и зубы еще покажет. К тому времени дела многих заключенных были рассмотрены, и самый мягкий приговор предусматривал десять лет содер­ жания в Александровском централе. Между тем настроение в массах резко менялось. Казаки и крестьяне на­ чали понимать, что их обманули, что пришла не обещанная эсерами демокра­ тия и свобода, а разнузданная и кровавая диктатура хищников разных мастей. Так накапливался порох, готовый воспламениться от малейшей искры, что вскоре и случилось. Мы же старались всячески расширить связи с внешним миром, в чем рев­ ностно помогали жены наших товарищей и даже некоторые тюремные надзи­ ратели, вроде отца и сына Козловых. Песня в «мертвом доме» всегда находилась под запретом, но отказаться от нее мы были не в силах: с песней, даже грустной, светлела душа, родная земля становилась ближе и, казалось, будто все живущее чутко внемлет словам: «Замучен тяжелой неволей...». Правда, наружная охрана иногда открывала стрельбу по окнам, номы... пели. У нас появился даже рукописный журнал — «Тюремный вестник». Ладоха и Слабковский (Долинский) писали стихи, я и Кошурков — статейки и краткие обзоры. Николаев взял на себя художественное оформление, — рисовал он чу­ десно. В тюрьме сырой, над Иртышом, Поем веселые мы песни. И рукописный издаем На зло врагу, «Тюремный вестник». Кто хочет наш журнал прочесть И передать друзьям надежным, Тот пусть в «палату» номер шесть Зайдет к нам шагом осторожным. Товарищи! Мы не одни: Там за тюремными стенами Врагу на гибель в эти дни Друзья за нас и вместе с нами!