Сибирские огни, 1957, № 3

При первом своем посещении она привезла ему смену белья и с упреком сказала: — Допрыгался, старый черт... Все за «обчество»! Вот от обчества тебе и благодарность вышла!.. Просил сын, чтобы одобрительный приговор дали, — так только пятеро и поддержали, остальные как в рот воды набрали. Сиди вот теперь — гляди на решетку... Правда, позже она сменила гнев на милость и осенью прислала своему «с тари к у » плохенькую шубенку. Не знаю, чем это объяснить, но Стрельба очень хотел со мною сблизиться. — Н у как, сынок? — спрашивал он. — Что оно дальше будет? Я старался разъяснять ему, что надо переждать, что время — наш союз­ ник, да и не всех, мол, большевиков посадили за решетку. Рабочий класс рас­ правит плечи, подаст мужику руку, и такой пожар раздуют по всей Сибири, что небу станет жарко. Стрельба слушал не мигая, теребя поясок на рубахе. — Верю, сынок, так оно и будет. Если б не верил — ночью задавился бы вот на этом... Как-то Кукарин, решившись принять участие в беседе, заявил с апломбом: — На деревню надежды нет. Слыхали, что мужики делали, когда наши отходили? Ловили и предавали... Стрельба даже побагровел от гнева, готовясь ответить резко, но сдержался. — Ты человек городской, — спокойно проговорил он, — а я крестьянин, и знаю, кто ловил и кто выдавал. Богачи да их подпевалы. Кто меня выдал? Лавочник, кулак. Нет, наш брат так не приучен, ты разберись-ка в крестьян­ стве — кто куда!.. * * * Спит город... И мнится, будто бодрствуем только мы. Сгрудились поближе к окну, откуда тянет речной прохладой, глядим, как теплятся звезды, и снова ведем тихую беседу. Сегодня ее начал начальник эки- бастузской милиции Кошурков, замечательный рассказчик всяких историй. Он побывал в царских тюрьмах и отличался исключительной памятью. Но беседа не клеится... Кузнецова вызывают к следователю на допрос. Сидим, словно пришибленные, даже Терентьев перестал гулять по камере. Почему ночью, сейчас? Это не предвещало ничего хорошего. Вот также однажды вызвали из камеры работника Павлодарского Совета Семена Теплова и зверски изрубили его «при попытке к бегству». Впоследствии .этот способ расправы стал излюбленным у белых. «П ри попытке к бегству » просто убива­ ли либо, если дело было зимой, бросали в прорубь... Тягостное молчание прервал Кузнецов: — Товарищи, я встречу смерть как надо. И все же палачам нас всех не уничтожить. Ни нас, ни нашего дела! — И вдруг улыбнулся по-детски застен­ чиво: — Друзья, когда все уляжется, не забудьте о моей матери. Я у нее последний... Он хотел сказать что-то, но в дверной глазок крикнули: — Кузнецов, выходи! Простившись с товарищами, он спокойно набросил на плечи потрепанный фронтовой френч и пошел навстречу своей неведомой судьбе. Все прильнули к решетке: во дворе стояли казаки. Задержавшись у ворот, бывший прапорщик военного времени махнул нам фуражкой... Мы сидели долго в тягостном раздумье, потом кто-то спросил: — А если убежит?.. Словно в ответ во дворе раздался выстрел, и снова наступила тишина. Кошурков придвинулся ко мне, шепнул: — Начинай...