Сибирские огни, 1957, № 2

нишку, который вез меня весной на железнодорожную станцию,— я ведь тебе о нем писала. Вскочила и прошу Сергея: «Пойдем отсюда... Ни ми­ нуты...» «Сейчас, Таня, я только мужской завершающий реализую, и пойдем»,— ответил^ Сергей, и ему принесли еще один коктейль —- какой- то ядовито-зеленый, как лекарство такое — риваноль, а сверху в нем плавает яичный желток. И — я не могу себе этого простить — вот в тот момент, правда, всего на несколько секунд, Сергей мне показался со­ вершенно чужим, непонятно стало, отчего он со мной вместе, что нас с ним вообще связывает. А прошли немного по улице, и все мое нехорошее настроение вывет­ рилось,— так замечательно кругом, огни разноцветные, народу тьма, звезды горят над Кремлем. И я испугалась: что это со мной случилось, что я о Сергее могла подумать, словно он мне чужой. А этот последний коктейль, как видно, был уж очень мужской, потому что Сергей начал по­ качиваться, но старается держаться, а чем больше старается, тем хуже получается, и уже не он меня ведет, а я его,— и это мне даже понрави­ лось, как будто он, такой большой, превратился вдруг в маленького, бес­ помощного и целиком от меня зависит. Добрались до автобуса и тут-то я спохватилась: ботинки! Тогда и Сергей загорячился: «О, ботинки! Обя­ зательно надо взять!» Пришлось возвращаться, хорошо, что не очень да ­ леко. Швейцар не стал пускать Сергея в зал, посчитал его за слишком пьяного. Сергей ему о ботинках, а он и слушать не хочет толком. «Ага,— говорит,— лучше бы, гражданин, ботиночки себе новые купили, чем это самое...» Сергей как на него глянет: «Ах ты!..» Не, знаю, откуда у меня и сила взялась, я просто повисла у Сергея на руке. И, как по заказу,— ми­ лиционер. Я ни швейцару, ни Сергею не даю слова сказать, объясняю, что, мол, забыли в зале ботинки детские, что очень торопимся в аэропорт... Ну, швейцар вынес коробку. Когда мы уже ехали, у меня запал вышел, и снова появилось то же самое чувство к Сергею, как когда он пил зеленый коктейль. Не такое сильное, но все же неприятный осадок на душе, хотя, если разобраться, ведь прежде всего был виноват швейцар, правда? Доказываю себе это, и ничего не могу с собой поделать. А Сергей — он после скандала сразу пришел в себя — придвинулся ко мне и крепко-крепко сжал мою руку: «Молодец, Танюшка! Ты меня от такого спасла... может быть, от тюрь­ мы, теперь строго. На работе, конечно, никому ни слова,— тебе ясно?» Я даже обиделась чуть-чуть,— за кого он меня принимает? Он еще тес­ нее придвинулся ко мне, и так мы, взявшись за руки, ехали до самого конца. И это плохое, что с нами произошло, обернулось для меня хоро­ шим: мне приятно было, что у нас с ним общая тайна, что я хоть немного помогла ему, отблагодарила за то, что он для меня сделал. Мне очень хотелось от него ласкового слова, и он, как догадался, наклонился к мое­ му уху и шепчет: «Люблю тебя...» Может быть, я тебе зря пишу это, ты, чего доброго, поймешь все не­ верно, грубо, не так, как понимаю я. Может быть, о Сергее плохо поду­ маешь... А я считаю, что такой случай, пусть и мелкий, был испытанием нашей дружбы. Даже не для нас обоих, а для меня. И вот — мы сдружи­ лись еще крепче. Это как раз и есть по-настоящему... Беда мне с тобою, Галка,— как начну тебе писать, так никогда не могу остановиться, мои письма к тебе на почте, наверное, скоро на вес будут принимать. Ну, что еще? Как там у вас? Ночи сейчас не спите, пов­ торяете, десятиклассники? Ты еще не передумала насчет медицинского? Или, может, на производство пойдешь, теперь многие так делают после десятого класса. Знаешь, я тоже считаю, что со мной так получилось, пошла из школы на производство, верно? А потом все наверстаю, у меня 4. «Сибирские огни». № 2.