Сибирские огни, 1957, № 2

Ольховая миска вырастает до символа безысходной крестьянской судьбы. И это сделано силой художественного образа, заменившего всякие публицистические определения. Когда в самом конце поэмы мы у зн а ­ ем , что Алексеич, после поражения ре­ волюции, скрывается на родине — ...в ольховых кустах ^ Синей волости Темной губернии, — то нам достаточно этих кустов, чтобы вернуться и к Тимофею, и к деду Анд­ рею,"ко всей невыносимой жизни закаба­ ленной деревни, которую мы видели в первой главе. Последние строфы возвращают нас к началу поэмы. Переждав разгул реак ­ ции, Алексеич снова спешит в Петер­ бург. Но теперь он не о гнедом коньке мечтает. Он идет в «Ленинские тесные ряды», в строй своих революционных товарищей: Знаю я: мне с тобой по пути, Я пойду, стану петь, повторяя То, что будет и сонных будить: — Революция грянет вторая! Поэма как бы замыкается , но уже на высшей ступени. Это придает ей цель­ ность и композиционную завершенность. Одна из основных линий поэмы — история взаимоотношений интеллигентки Зины и крестьянского парня Алексеича. Люди разного социального положения, различной культуры встречаются в боль­ шевистском кружке Ионыча и здесь об­ ретают не только единство действий и об­ щие идеалы, но и общие чувства, выра­ стающие в любовь. Н. Алексеев лирически раскрывает переживания двух своих молодых героев. Но мы видим за этим и большой идейный смысл. Все честные люди, как бы далеки они ни были’ друг от друга в социальном положении, сходятся, роднятся, находят единые цели — в большевистских рядах, в среде рабочего класса. Вот о чем гово­ рит нам любовь Алексеича и Зины. Глубоко и самостоятельно осмысли­ вает поэт исторический материал, одухо­ творяя его полнокровными образами ге­ роев, используя и эпику, и лирику. В «Первой баррикаде» значительно окреп, проявился в каком-то новом каче­ стве поэтический язы к Н. Алексеева. О многих строфах так и хочется сказать: да! Словам здесь тесно, а мыслям, обра­ зам. чувствам — просторно. Описывая мирное шествие к царю, поэт говорит, что здесь шли и большеви­ ки, но шли не к царю, а просто вместе с людьми, и объясняет , почему: Вид молитвенный был у людей. Люди шли не под знаменем красным... Их оставить не может в беде Авангард восходящего класса. Какое обобщение заключено в этой скупой строфе! Такой же емкий образ таится в стро­ фе, посвященной бойцам, которые отсту­ пали с баррикады: Зина скрылась во мглу, в холода. В снегопады? В туманы? В дожди ли? Уходили друзья, кто — куда, Но все вместе — в молву уходили. Чеканно выражен смысл, найдено бле­ стящее сравнение в строфе, посвященной ссыльным революционерам: Кто путями такими ходил, Мерил версты и время шагами, Тот сполна за свободу платил, Как наличьем — звеня кандалами. В прошлом нередки были упреки кри­ тиков, что язы к стихов Н. Алексеева — неотточенный, хаотичный, грубый, засо­ ренный. Как мы видели, прослеживая весь творческий путь поэта, эти упреки не были лишены основания. И все-таки в поэтическом язы ке Н. Алексеева, прежде всего в язы ке поэмы «П ервая баррика­ да», следует разобраться детальней. Вообще говоря (и это не ново), глад- копись, благозвучное сочетание гласных и согласных — вовсе не обязательны в поэзии. Если символисты испытывали язы к на Музыкальное звучание, настра­ ивали его, как скрипку, то Маяковский, например, испытывал язык, как инстру­ мент, как материал — на излом, на звон, на растяжение. Как известно, это не было прихотью неожиданно появившегося эксперимента­ тора, это отражало , прежде всего, рево­ люционное расширение круга читателей, проникновение в поэзию, вместе с новым массовым читателем, язы ка речей, ми­ тингов, сходок. В предреволюционные годы чистей­ ший, ювелирно отшлифованный язы к оставался почти лишь у дворянских поэ­ тов, в первую очередь у символистов. А наряду с ними появились грубые стихи Д. Бедного, грохочущие словосочетания В. Маяковского. Да и в первые годы по­ сле революции очень законными в нашей поэзии были полемические стихи А. Б е ­ зыменского, с деревянным стуком, с пе­ реломанным ритмом: А я иду, иду и думаю упорно Про себестоимость советских товаров. Далеко не благозвучна, «примитивна» знаменитая строфа А. Блока, в которой «нелитературно» искажен эпитет: Революцьонный держите шаг, Неугомонный не дремлет враг. Процесс расширения поэтического язы ка продолжается. Мы отошли от дет­ ских крайностей в ломке старого словаря поэзии, язы к классики — от Пушкина до Блока —- остается для нас, в значитель ­ ной мере, образцом. Но рафинированное благозвучие вряд ли требуется нашей 12. «Сибирские огни» № 2.