Сибирские огни, 1957, № 2

Обе помолчали, отдавшись каждая своим мыслям. Первой нарушила тишину тетя Клава: — Так о чем я тебе начала?.. Ах да, Федор... Тетя Клава положила свою руку на Танину: — Милая ты моя, милая... Все мы, пока не оперимся, мечтаем о «нем»,, каком-то особенном, необыкновенном, а потом и не замечаем, как оказы­ ваемся замужем за самым заурядным человечишком, и в конце концов выясняется, что именно это и было нужнЬ, да... Поверила ли б я, что буду женой простого проводника? Да боже сохрани... И вот пожалуйста! И этого простого проводника ценят, награждают орденом. Семью он обе­ спечивает,— позавидует иной инженер... Дом-то какой построили, ниче­ го?..— с прежнею интонацией вопроса, одновременно заключающего в себе утверждение, спросила тетя Клава и обвела рукою комнату. Солнечные блики играли на полированной мебели и в зеркальных стеклах буфета, тюлевые шторы пятнили ковер и кружевную скатерть россыпями солнеч­ ных горошин...— Как следует воспитали и сына,— продолжала тетя Клава и привстала с места.— Я же тебе не показала, он прислал на днях фото­ графию...— Она взяла с буфета бережно припрятанный, под салфеткой конверт:— Полюбуйся на братца. На фотографии возле «Медного всадника» стояла группа молодежи. Юноши, как сговорились, были в одинаковых светлых плащах и шляпах. В одном из них Таня без труда определила Валентина,— он был очень похож на дядю Федора, но без колючих усов, разумеется, и с иным — это чувствовалось даже по фотографии — характером: полуобняв свою сосед­ ку, одетую по последней моде, Валентин с улыбкой что-то нашептывал ей на ухо. Тетя Клава, из-за спины девушки тоже разглядывавшая фотографию, заметила, отвечая Таниным мыслям: — На Федора он только внешне похож. А так — мой, вылитый — мой... Артист! — произнесла она с любовью и гордостью. Валентин, знала Таня, оканчивал в этом году Ленинградский теат­ ральный институт. — Вырос Валюта, да,— теперь уже с ноткой грусти сказала тетя Клава.— Давно ли был вот...— она подбросила Тане словно заранее при­ готовленную фотографию голенького пухлого малыша,— вот...— на стол легла карточка мальчика постарше. — Скоро свою семью заведет... Или завел? Эта,— указала тетя Клава на соседку сына на фотографии,— не она ли?.. Ведь не посоветуется, как ее звать, скажет только после свадьбы... Да уж, взрослый сын — отрезанный ломоть... Тетя Клава погладила Таню по голове: — Надо бы, надо бы сейчас такую вот дочку. В свое время хотела, но... разные причины... Девочка все же совсем другое дело, чем сын,— поделится с матерью, поймет, никаких секретов... Она вдруг привлекла Таню к себе: — Нету дочки — племянница есть на старости лет... Своя, родная! И как дочка будет, да? Так, Танюша?.. Совсем изменился сейчас тон тети Клавы, и чуть заметные морщинки у глаз, на лбу, возле уголков рта стали рельефнее и резче, и теперь не бы­ ло никакого сомнения, что близка у нее серебряная свадьба. И каким-то внутренним чувством Таня поняла — хоть и говорит тетя Клава, что во всем довольна жизнью, но это далеко не так; вот сейчас особенно глубоко осознала тетя Клава, что от нее уходит в самостоятельную жизнь родной человек — сын; что это хоть и радостно вообще, но для матери — больше горько, и ей необходима в такой момент какая-то замена сыну, на которую могла бы она излить избыток своей материнской нежности. И другое услышала девушка в тихом шепоте тети Клавы: