Сибирские огни, 1957, № 1
Боится старик, как бы не ткнуться носом в пыльную дорогу и не умереть в одночасье. На кого останется тогда парнишка в чужих краях? Кто приголубит его, сиротинку? Кто приют даст и хлебом прокормит? За два дня две деревни прошли, и везде голодуха! Пастухов — своих отбавляй. Да и пасти-то некого, не густо со скотиной: перевелась она за войну. «Ушли от нужды — к нужде идем!» — думает дед Илья, всматрива ясь в даль, где серым пятном показалась новая деревушка с двукры лой высокой мельницей. К полудню остались позади поля и нестерпимый зной. Дорога упер лась в небольшой заболоченный лесок. На деда и внука повеяло прохла дой, пахнуло стоячей водой, прелой листвой. Выбрали посуше местечко, расположились на отдых около р.учейка, бегущего неизвестно откуда и неизвестно куда. Ручеек был с илистым дном и глинистыми берегами. Тут же, в тени берез, дед Илья снял с себя сарпинковую выгорев- шую рубашку и прямо в портках полез в воду, целуя на ходу серебря ный крестик, болтавшийся на грубой тесемке. Его плешивая голова с венчиком сивых волос, с задубевшей шеей резкой чертой отделялась от остального тела. Он сел на дно, вода ему доходила лишь до груди. Он черпал ее при горшнями и плескал на голову и плечи, вскрикивая от удовольствия. Санька немного трусил. Он стоял, поеживаясь и вздрагивая от пред чувствия холодного. — Глубоко, дедушка, аль нет? — Пустяк, Саня! Эвона, сижу я! — старик приподнял из воды ногу. — Вот чудно-о-о-й. К тебе же пиявка заползет! — Пиявка не вошь! Она, брат, пользу приносит,— старик отколуп нул с бережка кусочек глины и вместо мыла принялся ею натирать грудь. Санька купался, пока не посинел. Одевался, стуча зубами. А дед Илья еще с полчаса сидел в воде после него. Мимо по броду проехал мужик на телеге, дедушка рассердился, что от этого взмутилась вода. Потом показался небольшой воз с соло мой. На самом верху сидели две девки. Лошадь вошла в ручей и, оста новившись, принялась пить. Пока она пила, девки какими-то удивленно перепуганными глазами смотрели на купавшегося старика. — Эка, невидаль! Уставились, дуры! — проворчал он.— Проез жайте, вам говорят! Девки фыркнули, спрятали разомлевшие лица в солому. Лошадь повернулась, подняла голову. С ее отвислых губ стекала вода. Каза лось, и лошади было странно видеть купающегося старика. Тогда дед Илья вскочил и, сломив прут, раза два хлестнул им по лошади, а пока та неторопливо поднималась на пригорок, он успел всыпать и девкам, отчего они залились неудержимым смехом. Но настроение у деда не испортилось. Когда, перекусив и вздрем нув после купания, двинулись в путь, он без умолку рассказывал внуку разные истории, уча его уму-разуму. -— Все примечай, Санька. В жизни все разумно устроено! — гово рил он задушевно. — Что по-твоему июнь месяц? Месяц и все? Ай, нет. Июнь, брат, конец пролетья, начало лета! Да я тебе по дням его раз беру. Красное утро на Устина — красный налив ржи. Если на святого Луку ветер юговой — урожай яровой. На Федора роса — конопли поло са. Так-то! С Акулины — вздерни хвосты, скот от овода бесится. С Ти хона — птицы затихают. Сильная роса на Ивана Купала — к огурцам. Дождь на Петра — урожай недурной, два дождя — хороший, три — богатый. Увидишь, по ночам освечивать зачнет зарница, хлеб зарит она.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2