Сибирские огни, 1957, № 1

Пошмыгали, пошмыгали носами и успокоились женщины, вскинули за ­ плаканные лица, ждут чего-то от Катерины. А она стоит посредине избы, гордая, красивая, только не знает, куда народ повести. И некого спросить об этом, не с кем посоветоваться. — Женщины, слезами не поможете. Подумайте, сколько мы плака­ ли, а нужды от этого не меньше стало! — Знамо, не меньше. — Больше стало. И опять было потянули к глазам фартуки и подолы, завздыхали го­ рестно, потому что от всех несчастных бед у крестьянки одно оружие — слезы. Как заплачет она, когда под венец ведут, о том, что подгибаются ее резвые ноженьки, опускаются белы рученьки, с плеч головушка долой валится, так и не сохнут глаза до могилушки. Что бы делать-то стала она,, если бы слезы не было? Сгорела бы, воспламенилась бы синь-порохом! — Женщины, давайте вместе подумаем, как жить дальше? — Чего думать, коль хлеба нет. — Ребятишки от голода пухнут. Нет хлеба и у Катерины, сердце бы она отдала свое, если бы прок был. В какие глаза ни заглянет — голодные они, просящие. Не махнуть ли рукой, не сказать ли, — живите, мол, как хотите? Нет, нельзя! Но где же найти опору, кто подскажет? — Евграф Парфеныч, посоветуйте нам! Но для того ли просунулся головой в притвор скрипучей двери Ев­ граф Парфеныч? Новости ему хотелось подслушать, разговоры, солдатку поладней подглядеть да наведаться к ней вечерком с краюхой хлеба за пазухой, приголубить горемычную. А тут на тебе, в самое пекло попал! — Евграф Парфеныч, куда же ты? — Недосуг мне! — в поспешности хлопнул дверью, припал к ней ухом с обратной стороны, слушает. Вновь Катерина, покусывая губы, стоит посреди избы. Она еще ни­ чего не придумала, но уже видит сквозь частую сетку дождя железные крыши амбаров Евграфа Парфеныча, его мелышцу, беззаботно помахи­ вающую крыльями, где из-под тяжелого жернова по желобочку сыплется в ларец теплая пахучая мука... Вот и придумала! — Женщины, попросим хлеба у Евграфа Парфеныча! — Не даст. — У него в крещенье снегу не выпросишь. ' — Силком возьмем! — А урядник если... — Пусть сунется! — Верно говоришь, Катерина!— кричит Никита Орехов...— Не бой­ тесь, бабы, скоро солдаты поднимутся рабочим на подмогу! Он кричит обо всем, что кое-как уложилось в его голове, чего наслу­ шался в окопах, что — до боли родное, хотя и смутно понятное. Придет скоро свобода и даст она и землю, и вольную жизнь. Никите казалось даже, что свобода вернет ему руку и ногу, отнятые буржуями. — Бабы, вы безголовый народ! Мать честная! Во! Потрясите Евгра­ фа Парфеныча за портки — даст! Взбудоражились, зашумели: — А не даст, — мы ему, черту гнусавому!.. — Чего тут, идемте, бабы! — Возьмем и вся недолга!.. И когда пошли, раскрасневшиеся, с выбившимися из-под платков волосами, Катерина подумала: «То ли я делаю?» Но тут же и забыла, о