Сибирские огни, 1957, № 1

1 5 . Дедушкина молитва Окончательно свалило Илью Степановича новое несчастье — зане­ дужил от голода и пал Буланчик. — Ну, други мои!.. Без Буланчика нам шабаш, дух вон!.. Он выходил во двор и подолгу смотрел на перекладину. «Должно- быть, удавиться решил»— с ужасом догадывались домашние и, чтобы не приключилась беда, приставили к старику Саньку, других же он видеть не мог. А где Санька — там и расторопная Анка. — Мается, бедный! — говорила она по-взрослому, показывая на де­ да, и зачем-то добавила: — Спаси бог! Куда дед Илья — туда и ребятишки. Он в рощу — и они за ним, он в поле — не отстают. Молчит-молчит дед Илья да и заговорит сам с собой: — Марии — зажги снега, взыграй овражки... На святого Руфа доро­ га рухнется... На Кузьму — сей морковь и свеклу. Юрий — весну начина­ ет, Илья лето кончает. Коли дождь — скотине легкий год, а гречи недо­ род, а роса — не надо овса. Коли на Егория лист в полушку — к Успень­ ев дню клади хлеб в кадушку... За деревней черным-черно. Парит земля, волнующе пахнет полынью. В овражках еще снег, из-под него бегут ручьи — чистые, свежие, как слеза. Над павшей лошадью воронье, их грай смешивается с серебря­ ным звоном жаворонков. Волоча за собой уздечку, дед Илья идет межой, оставляя позади себя ясные отпечатки лыковых лапотков. Плетутся за ним Санька и Анка. Земли много, а чужая она. От межи вправо — хуторские земли, сле­ ва — Евграфа Парфеныча. Разжился мужик торговлишкой, в господа метит, хапуга. А у деда Ильи клочок, да и тот не поднять без лошади. — Еремей, Еремей! — про посевы разумей! — бормочет старик, при­ останавливаясь.— Если на Еремея погоже, уборка хлебов пригожа!.. Прислонясь спиной к бугру и откинув назад голову, сидит Феклуша-. странница. Солнышко ей светит прямо в широко раскрытые глаза. Но не- отражается в них, а гаснет. Нос у нее синий, губы — серые. Рядом с ней валяется сплошь залатанная сумка с милостынями. Землистая рука дер­ жится за лямку сумы. — Царство небесное! — крестится дед Илья, затем садится рядом с покойницей. — Ну что, божья птаха, отмучилась!.. А мне... да-а... видно, тоже на покой пора... Попроси там местечко у бога. Мол, Илья Степано­ вич собирается... да-а-а... Со словами «не гневайся» он берет сумку с милостыней и ставит се­ бе на колени. Тут же замечает Саньку и Анку. Ребятишки стоят поражен­ ные, испуганные. — А вы не бойтесь ее, она чистая и святая — дева непорочная. Иди­ те сюда, помянем ее, милостыню отведаем. Выбрав из сумы куски, старик рассеял по полю крошки, приговари­ вая: «Клюйте, птицы, да Феклушу славьте!..» И будто так надо, сидели втроем и ели милостыню — дедушка жевал словно бы нехотя, ребятишки — торопливо, не сдерживая икоты... И если не обращать внимания на покойницу, то уж больно хорошо вокруг: край межи осыпан масляно-желтыми цветочками, с голубого неба льется щед­ рая теплынь, по прошлогодней жниве стелется паутина. ...Хоронить Феклушу никому не было охоты. После опознания она пролежала на том же месте еще два дня. Илья Степанович кое-как на­ брал старых досок, чтобы сделать из них гроб. Могилу рыть ему помога­ ли Анка и Санька.