Сибирские огни, 1957, № 1

по рукомойнику. На тринадцать черепков он разлетелся, на чертову дю­ жину. Черт же в железный блин превратился, которым теперь дедушка горшок с колесным дегтем прикрывает. В горшке после этого деготь чу­ додейственную силу имеет. Помажь им язык лошади, если ящуром забо­ леет, или вымя коровье, если прободают, — мигом заживет! Погоду предсказывает дедушка и события всякие. Нынче с утра сказал: — Какова опока на деревьях — таков будет и цвет на хлебе. Ясный день — к урожаю. К рождеству рубаха сурова, да нова. Звездное небо — к приплоду скота. Тропинки черные — к урожаю гречи... Запоминай, Санька! Проверить бы Саньке правоту дедушкиных слов, только обуться не во что: валенки расхудились. Да и портки теплые не дают надевать до праздника. Бывают же такие печки, которые по желанию отвезут, куда хочешь, а эта — нет. Сколько ни проси ее — не сдвинется с места! Скучно! Хоть бы Анка пришла, соседская девчонка. Поиграл бы с ней прямо на печи. У нее в кармане коробочка из-под спичек и нитки. Из коробки тарантас получается, а из ниток сбрую сделать можно. Впрячь бы в такую упряжку двух черных тараканов, как бы весело было глядеть на них! Сидит на печи Санька и силится что-то понять, а перед глазами те­ чет неведомо куда неведомая жизнь. Дни и ночи, дни и ночи. Ругань и молитвы, заклинания черным словом. А к мамке Катерине ничто не липнет, светлая она какая-то, добрая. Ни греха, ни молвы не боится она. У нее всегда праздник, постоянно на нее солнышко светит. Кому горе и слезы, а ей песня. Дедушка ругается, а она поет, перебивая его: Красно солнышко разгоралося, А я, молода, разгулялася. А за мной, молодой, посол за послом: Подь, невестка, домой, подь, голубушка! На тебя свекор раскручинился, Хочет больно бить — кровь рукой пролить. А я той грозы на боялася, На всю ноченьку оставалася. Я домой иду — петухи поют, Я открыла дверь — дверь поскрипывает, Шелковая плеть посвистывает. А я свекору взмолилася, В резвы ноженьки поклонилася... Сказки и песни Катерины не жалость вызывали, не «вопила» в них сестрица Аленушка, не пугался братец-Козленочек ножа булатного. Fie про серых волков они были и гусей-лебедей, не про царей и поповичей, а про добрых молодцев-удальцов, непокорных и сильных. — С первого щелчка...— скажет Катерина, а уж Санька взвизгива­ ет от удовольствия, видит он, как поп волосатый подпрыгнул до потолка. Правда, дед Илья и бабушка Федосия говорят, что это сказка бого­ хульная, но зато какая она смешная! Никогда дедушка не даст досказать ее до конца. Непременно рассердится: — Катерина! — закричит он. — Непутевая! Да есть ли в тебе доброе слово? — Есть, батюшка,— спокойно ответит она. — Дык, молви! — Сейчас, батюшка. Подумает Катерина и начнет другим голосом, нараспев: — Встанем-ка, Саня, на перекрестке больших дорог, поспрошаем, попытаем странников: