Сибирские огни, 1957, № 1

А по правде сказать, кое-какие следы остались. Вот бровь правая рассечена, — это пьяный сапожник колодкой ударил Илюшку. Вот и ухо одно маленько пониже другого, — надорвано было, срослось не так. Зяб­ нет ухо зимой, возьмешься греть его — приказчика вспомнишь и те не­ счастные три гроша, с которых решил маленький Илюшка капитал на­ живать. В трактире пока служил мальчиком — кипятком ошпарили: под бородой на левой щеке да на шее кожа, как заплатка. Так что следы-то остались от нажитого в городе... До мелочей помнится роковой день, принесший известие об аресте сына. Его преосвященство сидел в кресле с флаконом нашатырного спир­ та, зажатым в платок, и восклицал, закатывая оловянные глаза: — Изыди! Сын твой — богоотступник. Против властей предержа­ щих возомнил пойти. Это — семя твое. Мне таких... Изыди! Долго после того мерещился выгнанному Илье Степановичу въедли­ вый запах нашатырного спирта, долго кто-то шептал на ухо: «Это семя твое... Против властей предержащих... Изыди!. » * . * * Разговор начала Федосия Дементьевна. Колупая остывшую картош­ ку желтым ребристым ногтем и сбрасывая кожуру на подол в желобок, образовавшийся между резко выступавших худых коленей, она покоси­ лась на свесившуюся с печки голову Ильи Степановича и подняла на сы­ на слезившиеся, давно потухшие серые глаза. Максим, посадив Саньку верхом на шею, ходил с ним по избе, что-то напевая без слов. Катерина, пристроившись на скамейке, стирала белье в деревянном, похожем на гроб корыте. Над ее ушами кудрявились припо- тевшие волосы; на легкой белой кофточке, между двигающихся лопаток, проступало влажное темноватое пятно. О том, что у нее хорошее настрое­ ние, можно было догадаться, даже не видя ее склоненного над корытом лица. «Я счастлива!» — говорили ловкие движения красивых сильных рук, задорно и умело подоткнутая с боков черная юбка, босые стройные ноги. Жамкалось, хрястало грубое самотканное белье, над синеватой ще­ лочной водой барашковыми, ведреными облаками росла пена. — Максимушка! — кротко вымолвила Федосия Дементьевна, и уз­ ловатые кисти ее рук задрожали, выронили недочищенную картофелину. Максим присел перед матерью на корточки. Теперь он был без той страшной бороды, побрит, в новой сатиновой рубашке, только что сшитой Катериной из куска сохранившегося у нее со свадьбы от небогатого при­ даного. С лица Максима еще не сошла болезненная желтизна, но оно уже было теплым, живым, глаза с лучистыми морщинками по углам, улыбались; от него веяло добром, вниманием и той особенной сыновней лаской, которую умеют по-настоящему понимать одни матери. Они встретились взглядами. «Плоха, изработалась!» — подумал Максим. «Ишь, какой складный, дитятко!» — промелькнуло у Федосии Де­ ментьевны, и она забыла на миг, о чем собралась говорить, да нетерпе­ ливо заворочался на печи, закряхтел сердито Илья Степанович. — Максимушка, дитятко! Я умру скоро. Пожалей меня, ясный со­ колик! Послушай отца, ради царя небесного! Чай, он плохого не... Федосия Дементьевна поперхнулась слезами. Катерина все эти дни ревностно охранявшая от волнений Максима, разогнулась, сердито сбросила с рук мыльную пену, ждала. Ее тонкие, словно прочерченные .угольком брови чуть-чуть сдвинулись к переносице, г у б ы т ‘ р ^ ш м т ^ . , Л ?5&®ЛИОТЕКЛ а

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2