Сибирские огни, 1957, № 1

человек, расточитель показывает чужим свой запас. У такого, сколько ни есть благоты, все прахом пойдет. Не малень­ кий, поди сам понимает: кто легко ода­ ривает, над тем люди смеются. И Матвея насмех поднимут все, кого даром уго­ щал. Скажут: — Эх, ты, целыми пачками папиросы ширяет туды-сюды, возьми, забирай. Видать, непотное, не горбом добытое. Дается ж е в эдакие дырявые руки добро! А Матвей и впрямь, как блажной, на­ чал за папиросами и гостинцы при всей деревне доставать. Тут каждое слово «играет» на образ и неповторимо в своей индивидуально­ сти, как и должно быть в истинно худо­ жественном произведении. Народность речи здесь не в «чо» и «што», не в от­ дельных просторечиях, хотя и они име­ ют место, а во всей лексике, стиле, строе речи ее героев. И при этом весьма точно передается существо дальнейших «разно­ гласий» между приехавшим молодым певцом Матвеем Должниковым и почти всей деревней, в том числе в какой-то мере и с родными. «Не потное, не гор­ бом добытое, дырявые руки» •— это для большинства самое страшное. Труд ар­ тиста им таким и кажется. Певец! — какая же это «должность»?! Богатеи, ловко обходившие советские законы и крепко еще державшиеся за старые де­ ревенские обычаи и предрассудки, сказа­ ли об этом же Матвею с откровенной не­ навистью и злобой: «Выхваль ты, вот ты кто!.. Как приехал, выхвалился ка­ питалом, одеждой... А с кого на тебя ка­ питал содрали?.. Мы, мы, трудом, мы в поте лица, и тебе жалованье идет за песню. По-ой!». Матвею в деревне и по­ казываться нельзя стало. А перед отъез­ дом его избили деревенские парни, еле живого родные отобрали. Только дальнейшее развитие хозяй­ ства в деревне на коллективных нача­ лах, развитие ее культуры нанесло удар по кулачеству, по собственническим, ди­ ким пережиткам в сознании крестьян­ ства — такова идея рассказа. К сожале­ нию, вторая часть рассказа выдержана в несколько приподнятых тонах. И спра­ ведливая мысль раскрывается не через развитие основных характеров произ­ ведения, а через простое описание «вдруг» совершившихся перемен. Знаме­ нитый певец Должников снова приезжает в родную деревню, но теперь его встре­ чают иначе... Деревня преобразилась. И все-таки в целом произведение трогает нас этой остротой сопоставления, необ­ ходимостью и своевременностью такого сопоставления. Ведь о них, о буднях, о новых радостях и горестях, особенно горестях, забывать никак нельзя. В период Великой Отечественной вой­ ны Л. Сейфуллина создала несколько глубоко волнующих патриотических рас­ сказов и повесть о героической борьбе советского народа с фашистами. Критика совсем не заметила большую повесть писательницы «На своей земле». А между тем по некоторым своим каче­ ствам она не уступает многим другим произведениям, посвященным войне. Она написала суровую и окрыляющую правду о простых советских людях, вы­ несших на своих плечах все тяготы окку­ пации и ни на минуту не ослабевших и не сдавшихся. Старуха Строгова, Дарья Захаров­ на, — лицо живое и оригинальное. Ее трудно забыть. Она совершила подвиг, сознательно пошла на смерть Но JI. Сей­ фуллина не наделяет ее сверхчеловече­ ской твердокаменностью. Нет, душевная жизнь ее многогранна и человечна. Женщина она малограмотная, но с боль­ шим жизненным опытом и строгими правилами. Есть у нее стремление жить по старинке, но и новое, не всегда понят­ ное ей, не совсем отрицает. «Теперь жизнь и устройство жизни новое», — думает она,, и дочери своей не возража­ ет, но мягко предупреждает: будь чест­ на! Вся она наполнена заботами о доме, о детях, о семье. А когда дочь к парти­ занам уходит, робко спрашивает: «Доч­ ка, кто же эти партизаны? Ты на меня не серчай. Я темная, малограмотная». Но и в этой сцене, где она выглядит не­ мощной и бессильной на словах, JI. Сей­ фуллина нашла выразительное средство передать читателю истинный строй ее души. Дочь ушла в лес, Захаровна рас­ сталась с ней без большой надежды встретиться вновь, и вот обычно скупые детали этого действительно последнего ее разговора с дочерью: «Захаровна медленно повернулась спиной к безмолв­ ной, закованной в лед, мертвой сейчас реке. Шага старухи были тверды, и на ходу она держалась прямо». Пришли в село немцы. Замкнулась Захаровна. Обычно приветливая, теперь стала суровой и неулыбчивой. И каза­ лось, нельзя было иначе: у всех горе. А выгнанная из своего дома горбунья На­ стасья с двумя малолетками и пригретая Захаровной, однажды ей сказала: «Я прямо тебе скажу. Захаровна, я уж уйти от .тебя думала. Куска не жалеешь, по­ следним делишься и со мной и с детиш­ ками, а ходишь с каменным лицом по из­ бе, и куску твоему не рад. С таким чело­ веком без просвету сумрачным вместе жить тяжело!». И поняла она: напрасно затворилась она в своей печали, ведь печаль-то одна, общая. И далее никто не подсказывал ей, как вести себя в условиях оккупа­ ции, а поймала она себя на том, что хо­ тела, как безусый мальчишка, надерзить открыто и прямо немцам, их старосте, полицаям. Поймала и ужаснулась: разве этим поможешь своим, облегчишь общее горе и общую печаль?! И прикинулась