Сибирские огни, 1957, № 1

этому процессу, больше того, сделала это своей политикой — приветствовала, одобряла, рекомендовала немедленное, самочинное изъятие земли из рук поме­ щиков и кулаков. Таким образом, стихий­ но возникшее движение крестьян влива­ лось в общее русло борьбы пролетариа­ та за власть, за свободу, за труд для себя. Однако было бы наивно полагать, что процесс перехода от стихийного движе­ ния к сознательной и организованной борьбе легкий, проходящий без сучка и задоринки1. Таким он бывает лишь з абстрактно построенных схемах, а не в жизни. Не потому ли так часто обвиняли JI. Сейфуллину в различных отклонени­ ях, что нарисованная ею картина не ук­ ладывалась в такие схемы? Писательни­ ца воспроизводила жизнь такой, какой она была в действительности. Но это не значило, в свою очередь, что JI. Сейфул­ лина все явления жизни правильно объ­ яснила. В истории литературы мы знаем примеры разрыва между субъективными намерениями автора и объективным смы­ слом его произведений. В «Перегное» JI. Сейфуллина, вопреки логике ею же самой созданных образов, пыталась объ­ яснить поведение крестьян не социаль­ ной борьбой, столкновением противопо­ ложных классов,, а «зовами земли». Так, она написала о крестьянах: «У земли учились жить. Она закон поставила че­ ловеку: все живое должно приносить плод». С точки зрения естественных наук верно, но из этого делались далеко идущие выводы: человек деревни отож­ дествлялся со зверем. «Здесь у людей крепок хребет, густ в жилах настой зве­ риной крови, плодовито, как у земли, чрево. Но заодно и скупа душа, всегда мучимая собиранием, жаждой накопле­ ния плодов земных для огромной утробы всех, кто живет, рождается или мыслит, кто сцепляет звенья для продления жизни». А затем и выход людей на по­ кос, в поле на пашню объясняется тем, что стал «пряный густой аромат распа­ ренной солнцем земли», что «здоровый звериный запах навоза с дворов,, как вино, тревожил кровь», наконец, когда оброняется фраза, из которой явствует, что и революция — лишь разбуженная кровь человеческая — «самую страш­ ную стихию — кровь человеческую — разбудили», — то невольно начинаешь думать, не слишком ли много уделяет пи­ сатель внимания «природному» в челове­ ке, не затемняет ли-он тем самым смысл социальной борьбы? Вероятно, затемня­ ет. Не от этого ли у нее идут вдруг сце­ ны дикого произвола и жестокости, вы­ писанные с тщательностью, отнюдь не обязательной в реалистическом произве­ дении; не оттого ли у нее частые напо­ минания о зверином в человеке, в толпе, в людях: «Зарычал многоголосый зверь», «звериный запах», «рычанье толпы» и т. п.? Недостаток этот есть в первых произведениях JI. Сейфуллиной, но объективный смысл их, их подлинный революционный пафос, их жизненная правда захлестывает эти обобщения. В основе повествования «Перегной» лежит не поэтизация полуанархической вольни­ цы, а поэтизация массового всенародного движения в защиту социалистической революции. Что это именно так, свиде­ тельствуют, кроме всего, и многочислен­ ные уточнения органической связи дви­ жения крестьян с ленинскими идеями, уточнения об организующем начале это­ го движения. Повествование начинается: «Про Ленина слухи разные ходили», да­ лее идет «запись в болыпевицкую пар­ тию», диспут о «марксовом учении», спор и драка оттого, что не все знают, «по-божески ли большевики хочут». Или вот великолепная сцена у портрета Ленина — признание его крестьянами своим: «Артамон Пегих допрашивал: — Этта самый Ленин и есть? Софрон гордо, как своего знакомого, представил: — Владимир Ильич Ульянов-Ленин. Артамон голову на бок, губами поже­ вал: — Ничо, башка уемиста, мозговита. И глазом хитр. Волосьев на голове толь­ ко мало. Софрон заступился. — Ты столь подумай, сколь он, и у тебя волос вылезет! — Знамо, ихо дело не нашинско. Волосья ни к чему. Таскать за их неко­ му. А форму-то для его не установили еще? — Каку форму? — Ну, обыкновенно, цароку. С пуго­ вицами там, с медалями, с аполетами. Эдак-то в пинжаку не личит. Для Рассей срамота: не одела, мол, свово-то!». Ленинские идеи, конечно, по-своему, не во всем их богатстве, проникли в тол­ щу народных масс — в зтом смысл при­ веденной, по виду непритязательной сце­ ны. Недаром Артамон здесь же, у порт­ рета Ленина, скажет: «Горького-то всем хватило тоды. Все испили; зато теперь и в большевики записались». «Перегной» Л. Сейфуллиной вошел в сознание совет­ ского читателя, как одно из первых про­ изведений русской реалистической лите­ ратуры пореволюционного времени, про­ никнутых идеями большевизма. IV К повествованию «Перегной» примы­ кает ряд рассказов 1 9 2 2—24 годов и не­ оконченный роман «Путники». Их веду­ щая тенденция хорошо и полно прозву­ чала в таких рассказах, как «Ноев ков­ чег», «Александр Македонский», «Ста­ руха», «Инструктор «Красного молоде­ жи» и др. Л. Сейфуллина показала, как во всех слоях населения страны происходит