Сибирские огни, 1957, № 1
корни, крепли. И по тому, как рисовала этих обновленных мужиков JI. Сейфулли на, какие краски для них подбирала, как подмечала в каждом крестьянине этот росточек нового, можно безошибочно за ключить, что радость свободного коллек тивного труда, звучащая в седьмой по следней главе, — ее радость. Крестьяне в этой ее сцене какие-то праздничные, веселые, в работе необычно ловкие, на слово — острые, меткие, с огоньком. А степь тоже необыкновенная, «разнотрав ная ластится», «белым ковылем кла няется», «гулкая и отзывная», «пахнет сладостно», «и жужжат, и звенят в воз духе голоса ее: в птичьих трелях, в тре скотне кузнечиков, в шуршании бука шек». Трудно в этом не заметить пози цию JI. Сейфуллиной. Она с теми, кто сознательно и активно, не на словах, а на деле начал строить новую жизнь на коллективных началах. А какая огромная вера в силы, тая щиеся до поры в крестьянстве, выраже на JI. Сейфуллиной в образе Софронова сына — Ваньки. Софрон с товарищами убит. Для Ваньки же теперь, как хоро шо дала почувствовать читателю JI. Сей фуллина, это дело отца будет священ ным, ради него он не пожалеет своей жизни. Он учтет его опыт и, конечно, не повторит его ошибок, быть может, исто рически неизбежных. Ванька — это бу дущее Софроном начатого дела, буду щее страны. И снова JI. Сейфуллина не идеализи рует его, не отрывает от родной его поч вы, рисует со всеми его противоречия ми, порожденными условиями его жизни и особенностями воспитания. Ванька — деревенский забияка, дра чун, сквернослов и курильщик. «Кроме похабной частушки и дерзких ответов дома от него ничего не слыхали». Два раза бил его Софрон тяжким мужицким боем, — не помогало. Старался потом не замечать его Софрон. Но он сам о себе напомнил умными и дерзкими вопроса ми, волновавшими отца, деревню, стра ну. «В дерзости слов, которые бросал срывающимся, напряженным голосом, в вызывающей усмешке глаз — смятен ная ищущая мысль». Таким думающим, требовательным, пытливым проходит он через все «повествование». Несомненно любовное отношение к нему автора. Где бы он ни появлялся — в библиотеке ли, на покосе или дома, когда неожиданна для всех он заступился .за мать, обижен ную отцом, — всюду сопутствует ему добрая улыбка писательницы. Негодует он на себя и на людей, ищет и споты кается, но во всем этом видна натура f здоровая, деятельная. JI. Сейфуллина,' верная своему методу, показывает его в различных обстоятельствах деревенской жизни. * Из-за земли волнуется деревня: как делить ее, как с нею поступить. Митин гуют. А умный, пытливый мальчишка уже над вопросом думает: «Как мужиЦко хозяйство будет?» «Дать-то еще ничего не дали,— смело говорит он инструктору из города, — а шерсть собрали... У хозяйства дело делать не дают». И когда тот долго и в общем несвязно от вечал, Ванька понял: «Стало, деревню отменят? Привезут сюда всяки машины, все по-городскому устроят...». Это так его поразило, что с тех пор не перестает думать об этом. Управились с покосом хорошо и быстро — коллективно, с ма шинами, у Ваньки вывод: «А ведь прав ду он (инструктор) сказал: отменить де ревню надо. Чтоб, как город, была, с ма шинами». Мысли у него взрослые, посту пает он же нередко по-прежнему: по-дет ски, с озорством, и спуска никому не да ет, особенно людям нечестным. При де леже сена, накошенного коллективно, зорко наблюдает он за порядком и за конностью. Хотел было Глебов лишний возок себе завезти ,— не вышло: «—- Эй, эй, Глебов-гражданин, не мухлюй. Нын че нам лошади. Куды заворачиваешь? — Без тебя знаю, мозгляк! — На мозги теперича спрос. А вот по брюху только революционный трибунал плачет! Как кто выпятит — сейчас сгребет!». Не случайно сообщением о судьбе этого беспокойного мальчишки заканчи вается произведение. Кулаки пока побе дили. Но правда на стороне Софрона, Редькина, Артамона Пегих. С нею и пе ред смертью они не расстаются — вер ны ей. Избитые, замученные, но петь Интернационал по издевательскому при казу палачей своих отказались, а Арта- мон перед смертью «перекрестился исто вым крестом на восток и произнес: «Гос поди батюшка, прими дух большевика Артамона». JI. Сейфуллина видела, как разбушева лась крестьянская вольница, и рисовала ее без прикрас и натяжек. Но видела она и то, как прибиралась эта вольница к рукам, как мучительно и медленно, с огромным трудом крепло у крестьян со знание — с какой партией, с какой властью им по пути. Видны отчетливо здесь и симпатии ав тора и его надежды и его задушевные мысли. Она всецело на стороне подняв шихся за свою землю крестьян. Но это нельзя назвать воспеванием стихийности. Дело в том, что стихийный протест, бтихийные выступления крестьян в годы гражданской войны—факт исторический, и обходить его, значило бы искажать историю. Царизм пошатнулся, а затем был уничтожен, это нетрудно было «за метить» простому человеку. Естествен но, что, не дожидаясь ничьих советов и приказов, крестьяне начали забирать землю. Не всюду это протекало органи зованно. Партия большевиков, защищав шая интересы народа, не препятствовала
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2