Сибирские огни, 1957, № 1

но, почему так поступил реальный, а не выдуманный Софрон? Понятно. Оправ­ дывает ли его это в чем-либо? Нисколь­ ко. В библиотекаре он видел большую действенную силу, но знал, что не сумеет поставить его себе и делу на службу, по­ тому и приказал ему покинуть деревню, чтоб не мешал. Убрал его из деревни с благодарностью за его былые услуги (три рубля дал!). Ему, грамотею, как и доктору, он никогда не верил. Имел ли основание? Вероятно, да. В этих случаях классовое чутье его не обманывало. Убивая доктора и его жену, он посту­ пил беззаконно. Но в том, что доктор в деревне человек лишний и вредный, что способен он мешать ходу деревенских событий, угадано было Софроном пра­ вильно. Доктор скрывался в деревне и между делом утешал богатеев: «От тоски сердце у богатых беспокоилось, будто недужели. Часто к новому доктору в больницу ездили. Человек ученый и серьезный по нраву им пришелся. Вози­ ли ему муку, яйца, масло». Нет, чутье у Софрона было верное. Другое дело, его отношение к моло­ денькой библиотекарше Антонине Ни­ колаевне. В ней для него была воплоще­ на прелесть новой жизни, та высокая культура человеческих отношений, кото­ рой, как казалось, ему еще не доставало. Он хотел быть достойным ее любви. И снова не знал, как это сделать, не умел «прилично» вести себя, хотя и «сменил мужицкую одежду на городскую», «слов­ ца городские обходительные усвоил». А в конечном счете поступил с нею не­ уклюже и грубо. Вскипел он, когда узнал, что она, такая для него далекая и недоступная, оказалась легко доступной городскому франту. Он был оскорблен в лучших своих чувствах. «Он-то на них снизу, на беленьких из своей-то грязи, как на бога...» И снова обман, унижение, обида. «Все они, городские, такие! — гневно думает Софрон. — Видом обман­ ные, а сами подлые. Учителя! Спасите­ ли!» Ведь это для него еще одно круше­ ние мечты о лучшем. Из личного плана событие это в Софроновой жизни переве­ дено JI. Сейфуллиной в план социаль­ ный. Софрон, конечно, виновен в том, что поступил с нею как грубиян и на­ сильник. Но это и его беда. К тому же, он, как умел, защищал себя от очеред­ ных унижений унижением тех, кого_ он ненавидел. Все это не оправдание поступков Соф­ рона, а их объяснение. Он не мог быть иным, рядом с ним не было людей луч­ ше. Софрон забрал в свои руки по праву принадлежащую ему власть, а на кого ему походить, коль из «власти» он знал одного старшину Жиганова. JI. Сейфул­ лина очень хорошо и тонко подметила это, когда рисовала его в дни упоения своей властью. «Совсем мало спать стал Софрон. Такая радостная, бурливая по­ лоса прошла, что страшно спать... В селе кричал: наша власть! Смотрел упоен­ ный, торжествующий, как учатся сгибаться перед низко в жизни постав­ ленными не привычные к поклону спи­ ны. Любовался, как заходила бестолко­ вая рваная рать «маломощных» в гроз­ ном беспокойстве. Но в торжестве, для самого незаметно, выпивал яд командир- ства. Не замечал, как в словах, в распо­ ряжениях, в снисходительных шутках со своими маломощными похож становился на старшину Жиганова». Было бы наивно полагать, что Софрон, признавший партию большевиков един­ ственно правильной, немедленно превра­ тился бы в этакого коммунистического ангелочка с крылышками. Он не был да и не смог бы им стать, хотя и оставался самым яростным и пламенным защитни­ ком передовых идей. Мы привыкли к то­ му, что коммунистические идеи обяза­ тельно персонифицируются или в безуко­ ризненном интеллигенте или в передо­ вом рабочем, которые обычно попадают в деревню, всем и все разъясняют и руко­ водят восстанием. На самом же деле, в жизни, передовые, большевистские идеи проникали в сознание массы, в частно­ сти крестьян, разными путями. В мирные годы пролетариат был са­ мым восприимчивым к пропаганде социа­ листических идей. В эпоху революций, когда для десятков миллионов один день нередко был равен году мирной жизни, обострялась и увеличивалась восприим­ чивость также других классов, прежде всего, беднейшего крестьянства. Лучшие его представители, как Софрон, подучив­ шись на фронте, в окопах, становились в деревне большой революционной си­ лой. «Теория становится материальной си­ лой как только она овладевает масса­ ми»1. Положение это частенько повто­ ряется, а как дело дойдет до объяснения действий масс, начинаем втискивать все в прокрустово ложе схем. Партия большевиков с момента своего основания считала, что она обязана про­ водить свою политическую агитацию, свою пропаганду во всех слоях населе­ ния, во всех классах. В. И. Ленин по этому поводу писал: «Разве можно ука­ зать хотя бы один класс населения, в ко­ тором не было бы людей, групп, круж­ ков, недовольных бесправием и произво­ лом, а потому доступных проповеди со­ циал-демократа»2. Это писалось в 1902 году. Но разве мысли эти не сохраняли своего практического значения для 1 9 1 7—20-х годов? Агитация словом и делом доходила в те дни до всех слоев населения и, конечно, в первую голову до крестьянских масс. Словом — мир 1 К. М а р к с , Ф. Э н г е л ь с . С о б р . с о ч . , т. I. М., 1939 г., стр. 406. 2 В. И. Л е н и н . С о б р . с оч . , т. 5. М.. 1953, стр. 400.