Сибирские огни, 1957, № 1

от войны, от подлости и низости окру­ жающих, живущих утробными интереса­ ми, от голода и холода, он прямо гово­ рит, что выход из этого кошмара один: смерть. А между тем родословную неко­ торых писателей тех лет мы подчас вели не от здоровой реалистической русской литературы, а от этих представителей буржуазного искусства. Так, например, как только речь за­ ходила о сказовой форме изложения, ха­ рактерной для ряда произведений 20-х годов, так обычно связывали ее с влиянием А. Ремизова. На самом деле сказ не являлся открытием А. Ремизо­ ва. Им, например, превосходно пользо­ вался Н. Лесков, и это, кстати, никогда не ставилось ему в вину. У А. Ремизо­ ва сказ — наиболее удобное и доходчи­ вое средство выражения религиозно-ми­ стических воззрений, отсюда сочетание простонародной речи с церковно-славян­ ской архаикой, с лексикой житий свя­ тых и т. п. Он стремился стать народ­ ным писателем, но ему это не удалось и не могло удасться, так как ориентиро­ вался он на прошлое народа, не желая учитывать его новых потребностей. Дру­ гое дело — сказ в произведениях рево­ люционных писателей. Их увлечение сказом леЖит не в рабском следовании за А. Ремизовым, — это значит придать его прозе такое идейно-художественное значение, какого она в русской литера­ туре не имела, — а в характере нового материала действительности, используе­ мого писателем. Былинный эпос родился как результат важных экономических, культурных и исторических событий в жизни народа, был не чем иным, как художественным осмыслением этих событий. Сказ в про­ изведениях некоторых писателей 20-х годов порожден громадностью историче­ ских событий, пережитых народом, яв­ ляется следствием поисков соответст­ венных средств выражения народного характера революции. Писатели стреми­ лись к созданию эпоса революции и, естественно, что они обратились к фоль­ клору — к былине, к древнему эпосу или* к таким героическим памятникам литературы, как «Слово о полку Иго- реве». Вся образно-стилевая ткань произведе­ ния А. Малышкина «Падение Дайра» была такова, что она легко позволяла использовать образы древнерусского ге­ роического эпоса. «Как это? Русь, уже за шеломяном еси?.. В бескрайние курганы уплывали, как черные — на заре — шеломы: назад, в сумерки, в историю... Где-то сзади раскинулось в рассвете поле битв, еще бредящее кровью, криками, гарью...» Фольклорно-сказовая основа легко об­ наруживается в строе, в лексике, в образ­ ной системе «Повольников» А. Яковле­ ва, произведений А. Неверова, JI. Сей­ фуллиной и других авторов, писавших о революции. У Л. Сейфуллиной были основания назвать свое произведение «Перегной» повествованием. Вслед за рядом новых писателей, она попыталась сделать глав­ ным героем своего произведения народ­ ную массу, а сюжетным его стержнем— не историю жизни одного, чем-либо при­ мечательного человека, а ход революции в стране, ход исторического события — историю в ее живом преломлении, при­ чем на таком участке ее движения, на котором решалась судьба революции. В крестьянской стране вопрос о том, с кем пойдут крестьяне, был решающим. В зависимости от поставленной зада­ чи — показать поступь истории, ее ход во всем своеобразии сложившихся в стране обстоятельств, Л. Сейфуллина обратилась к таким картинам деревен­ ской жизни, в которых полнее всего про­ явились действия крестьян, разбужен­ ных революцией. Шесть глав «Пере­ гноя» из семи — это неповторимо жи­ вые и красочные массовые сцены, вос­ создающие облик действующего народа. В первой главе, после страстной дис­ куссии о «Марксовом ученье», запись «всем миром в большевистскую партию». Во второй — сход по вопросу о земле, в третьей — спор о религии в библиоте­ ке, закончившийся дракой и убийством; в пятой — проводы Красной гвардии на защиту города и избиение купцов; в ше­ стой — коллективная расправа над док­ тором и его женой, а в седьмой -— ве­ ликолепная, подлинно-поэтическая сцена общего труда крестьян, пожалуй, одна из первых в советской литературе. Всю­ ду здесь народ — главное действующее лицо. _Рисуя его коллективный портрет, Л. Сейфуллина с большой художествен­ ней силой раскрывает сущность непри­ миримых классовых конфликтов, убеди­ тельно говорит об истоках победы совет­ ской власти даже в самой глухой и от­ сталой деревне. «Мы нижеподписавшиеся крестьяне деревни Хворостянской в шестьдесят че­ тырех дворов собравшись на сходе в числе сто три человек постановили дать нам землю Небесновских молокан, как на земле ничего не растет, а к тому как земля ничья как тому пункту есть де­ крет болыпевицкого правительства, ко­ торому единогласно придерживаемся как есть буржуи которых бить есть наше согласие к сему руку приложили». «К сему руку приложили» не сто три мужика деревни Хворостянской, а мил­ лионы мужиков всей России. А через массовые действия таких «согласных бить буржуя» крестьян JI. Сейфуллина создает образ народа. Она начала с того, что впоследствии будет в высшей степе­ ни характерно для таких эпических по­ лотен, как «Тихий Дон», «Железный поток»,, «Хождение по мукам».