Сибирские огни, 1957, № 1

работать? Дальше танцуйте, дальше от нас. Здесь свое образование. Зима при­ дет, за книгу засядут. Сейчас некогда. Работать надо, чтобы не сдохнуть. Зи­ мой детские дома закроете, а мы выжи- зем. Больных у меня видели?». Мартынов полемичен. Он знает, чего хочет, особенно в тех невероятно тяже­ лых условиях голода и разрухи. Чтобы «не сдохнуть», необходимо самим тру­ диться. Это — первейшая цель, понят­ ная каждому. В ней сказывается настоя­ щая гуманность Мартынова, а не показ­ ная, формально, без учета условий, вы­ раженная в формуле: «тяжелый труд вреден в этом возрасте». Мартынову важно сохранить детей от гибели физи­ ческой. Эта высокая задача и делала труд в колонии целенаправленным, осо­ бым образом организованным. Каждый посильно трудился и для себя и для всей колонии в целом. Именно поэтому труд в ней превращался в воспитательное средство. Кроме того, Мартынов сам на глазах всей колонии трудился не покладая рук, добиваясь, чтобы все воспитанники были одеты, обуты, сыты. Мартынов, объединив усилия бес­ призорников, на деле показывал, что цель достигнуть можно лишь общими усилиями, организованностью, дисцип­ линой, добросовестным отношением к выполняемой работе. Это было воспита­ ние путем положительного примера, практики. Спасая детей от гибели физи­ ческой, от голода и болезней, Мартынов спасал их одновременно и от гибели мо­ ральной, от преступлений и бродяжниче­ ства. В этом смысле педагогические дей­ ствия Мартынова имели принципиально­ важное значение для развития советской педагогической мысли. Видеть в нем какого-то «педагога-чу- дака», которому, как уверяет А. Мака­ ренко, «нельзя поручить серьезного вос­ питательного дела», кажется мне не основательным. Давая высокую оценку рассказу Л. Сейфуллиной в целом, А. Макаренко, однако, весьма отрица­ тельно отнесся к образу Мартынова, так как увидел в нем только человека, «на каждом шагу кривляющегося и дергаю­ щегося, проповедующего своеобразный пантеизм и отрицание семьи»1. А между тем главное в его характеристике у Л. Сейфуллиной содержится не в крив­ лянии и не в пантеизме. Вероятнее всего Мартынов не получил специального педагогического обшзова- ния, он практик, горячо взявшийся за педагогическое дело и по жизненной не­ обходимости и по велению своего серд­ ца — не мог он стоять в стороне от важ­ ного дела, а равно не мог относиться к нему не творчески. Обращая внимание на его подвижность и непоседливость, Л. Сейфуллина подчеркивала тем самым 1 А. М а к а р е н к о , с о б р . с оч . , т. 7. Изд. Ак. пед. наук, М., 1952 г., стр. 208. его деловитость, его энергию, его жела­ ние немедленно практически решать во­ просы перевоспитания малолетних пра­ вонарушителей. Он трепыхался, словно «каждый сустав его просил дела», узна­ ет читатель при первом же знакомстве с ним. «В комнату бритый, долгоносый, с гу­ бами тонкими вошел. На голове, острой кверху, кепка приплюснута была на са­ мые глаза. Ступал твердо. Точно каж­ дым шагом землю вдавливал. И баш­ маки, чисто лапы звериные, вытопта- лись. Как вошел, на стул плюхнулся. И стул даже в пол вдавил». В поэтике некоторых писателей 20-х годов нарочитая грубоватость •— «плюхнулся» — и сопоставление челове­ ка со зверем — «лапы звериные» — явление частое; положительный гетюй нередко изображался этаким звероподоб­ ным великаном — «каждым шагом землю вдавливал». Но в отличие от других, наделявших своего героя нутря­ ными и самому неясными зовами, Л. Сейфуллина наделила своего велика­ на ясным пониманием цели и кипучей Де­ ловитостью. «Глаза узкие щурил и'тонкие губы кривил. Над всем смеялся. Как говорил, руки все тер ладонями одна о другую, ежился, ноги до колен руками разгла­ живал. Весь трепыхался. Смирно ни ми­ нуты не сидел. Каждый сустав у него точно ходу просил. Дела». Не искушенный в тонкостях педагоги­ ческой науки, он решил использовать те приемы воздействия на детей, которые могли бы сейчас же произвести желае­ мый эффект: вызвать доверие ребят к нему. Отсюда некоторая грубоватость, прямота, шутовство — только чтобы за­ ставить их слушать себя. Привели в Наробраз партию ребят. Вечер, девать их некуда. «Куда их де­ вать?» — растерянно спрашивает стар­ шая. Пришедший Мартынов, не задумы­ ваясь, грубо отвечает. — Сартиры чистить, землю рыть... Куда? Место найдется. Эй, ты, арба баш­ кирская, долго еще проскрипишь? И похоже передразнил. — И гы-гы-гы.... У башкиренка глаза высохли. Губы в усмешку растянулись. И скрип свой прекратил. — Ну так, барышня, как? Все бума­ жечки, бумажечки? По инструкции, с анкеточками? И опять ладони одна о другую. — Десять этих барахольщиков я у вас возьму. Десять могу. Вряд ли Мартынов считал, что та­ кое обращение — универсальный клю­ чик к детским, уже очерствевшим ду­ шам. Но в тот момент эта его манера от­ кровенно выражать свои мысли хорошо противостояла скучной и лживой вежли­ вости профессиональных учителей, бояв­