Сибирские огни, 1957, № 1

ного содержания, самостоятельностью художественного решения поставленной задачи. Краткий, экономный, четкий словарь, хороший «рисующий» диалог, без фальши, радостное сочувствие ново­ му строительству в советской России, «бестенденциозность» и одновременно «вполне четкие выводы» — все это, по мнению Н. Асеева, выступившего тогда в журнале «Красная новь», «отличает в Л. Сейфуллиной подлинного мастера»1. Рассказ «Правонарушители» не был поэтизацией бродяжничества, как это невольно случалось иногда у некоторых писателей, не являлся он и простой кон­ статацией бедственного положения без­ надзорных детей, воспроизведением ужа­ сов их уличного существования, описа­ нием их нравов и экзотических порядков и «правил» поведения их многотысячно­ го «коллектива». Л. Сейфуллина первая в литературе взглянула на беспризорни- чество 20-х годов как на важнейшую, жизненно важную проблему, требую­ щую новых, подсказанных революцией, методов воздействия на души и умы де­ тей. Задача взрослых не только в том, чтобы собрать детей, одеть и накормить, а в том, чтобы воспитать из них людей иного, чем прежде, советского общества. Бродяжничество в рассказе лишено романтического ореола. Григорий Пе­ сков убежал из детдома. И прямо ска­ зать, несладко ему пришлось, удовлет­ ворение от приобретенной «свободы» у него весьма призрачное. Отношение автора к попыткам Григория достать пищу иронически-грустное. «Ну и денек!» — только что подумал Гришка, . утомленный бесплодными по­ исками, и тут же обобщение: «А денек уже сгасал. Печальным, серым, стало небо. Одна полоса веселая розовая оста­ лась. Да не греет. Люди в дома заспеши­ ли. Ветер злее задул... Путаются ноги одна за другую, а делать нечего. По­ плелся на кладбище...»2. Были у Гришки и веселые минуты. Но они связаны с тем, что происходило на улице для всех. Праздновали день Парижской Комму­ ны — митинговал вместе со всеми, кор­ мился в детской столовой без карточек, узнавал новые слова и радовался. Об­ щий же тонус Гришкиной жизни на ули­ це грустный, безрадостный. Характерен боевой полемический тон этого рассказа. Л. Сейфуллину не осле­ пили многочисленные и, казалось, авто­ ритетные инструкции, не пленили и пе­ дагогические теории, рождавшиеся, как грибы, она художественно обобщала те явления нового, которые только-только 1Н . А с е е в . По м о р ю б у м а ж н о - м у. «Красная новь», № 4, 1922 г. 2 Здесь и далее цитирую по книге Л. Г, е й- ф у л л и н о й « П е р е г н о й » . Новоникола- евск. 1923 г. нарождались и которые она считала до­ стойными внимания и поощрения. Не случайно рассказ в те дни был издан от­ дельно и рассылался вместе с инструк­ циями Наркомпроса по борьбе с беспри­ зорностью. Писательница активно вме шивалась в решение сложных вопросов современности, причем так, что правда, как потом подтвердилось, была на ее стороне. Последовавшие в 30-х годах художественные произведения и теорети­ ческие обоснования А. Макаренко под­ твердили правильность ее прогнозов. Здесь уместно остановиться на отноше­ нии А. Макаренко к этому рассказу. Он называет его «классической книжкой» в тут же подчеркивает: «Это небольшой рассказ, тем не менее он сыграл очень важную роль, гораздо более важную, чем «Педагогическая поэма». Почему? Потому, что в этом рассказе впервые и довольно неожиданно и смело были вы­ сказаны истины о правонарушителях, со ­ ставляющие аксиому»1. Со всем этим, кроме умаления роли «Педагогической поэмы», нельзя не со­ гласиться. Это были истины новой педа­ гогической системы. Обаяние личности педагога-энтузиаста Мартынова, одного из главных героев- рассказа, состоит в том, что он всем своим поведением и отношением к бес­ призорным выражает глубокую и ис­ креннюю веру в человека, в лучшие ка­ чества в нем. Беспризорник для него — человек, а не только любопытный объект педагогического воздействия. Он беспо­ щадно высмеивал тех, кто подходил к ним с готовой меркой — «дефектив ный», «из категории бродяжников» и т. п. Он обращался с безнадзорными, как с людьми, могущими быть хороши­ ми и полезными членами общества. Чув­ ствуется, что вся система его воспита­ ния, — о которой, кстати, говорится в рассказе очень немного, — основывается на доверии, -на ясности отношений вос- питуемого и воспитателя — никакой охраны, никаких анкет и нравоучений: кем и чем ты был, каким должен стать; предъявляется лишь одно, прямо выра­ женное требование — должен, обязан работать сам. Метод трудового воспита­ ния защищается Мартыновым страстно и последовательно, хотя многие из разных высоких педагогических инстанций отно сились к нему пренебрежительно. «О Мартыновской колонии разговоры пошли. Из города смотреть приезжали. Не хвалили. Одна комиссия сказала. — Образовательной работы нет. Сли­ шком много тяжелого физического тру­ да. Вредно в этом возрасте. Мартынов дергался, руки потирал, похохатывал. — А вам бы для каргиночки только ■ А. С. М а к а р е н к о . С о б р . с о ч . , т. 5. Изд. Ак. пед. наук, 1951, стр. 345.