Сибирские огни, 1957, № 1

бежит под ноги густая темно-бурая волна колосьев. Буденный стоит рядом со мной. Под мышкой у него ключ. Он закуривает и время от времени взглядывает на меня. По выражению лица я догадываюсь, что он хочет что-то спросить. Я не ошибся: — А как понять слово хартия? — спрашивает он. 'Объясняю, как могу. Интересный человек наш бригадир! Каждый день мы разрешаем с ним по­ добные вопросы. — Что такое новая история? — спра­ шивает он, например. — Откуда началась материя? В его любознательности есть что-то детски-наивное, подкупающее. Он читает книги и высказывает о них весьма ори­ гинальные суждения. Раз он спросил меня: — Кем работает Бабаевский? — Он писатель. — Знаю, что писатель, а настоящая работа у него какая? Я долго пояснял ему, что писатель и есть настоящая работа. Но Буденный не согласился и твердо сказал: — Он работает представителем по району. Уполномоченным... — Почему ты так думаешь? — уди­ вился я. — По книге его видать. Было ясно, что спорить с ним беспо­ лезно. Буденный прожил, видимо, разнооб­ разную жизнь. Я поражался его расска­ зам: где только он не побывал, что толь­ ко не умел! Он и тракторист, и шофер, и машинист, и мельник, и электрик, — и все это при двух классах образования... Вторым по значению человеком в на­ шем агрегате является тракторист Эдик. Это молодой, миниатюрный, очень краси­ вый мужчина. По внешности и имени он напоминает фельетонных эдиков, но на самом деле это не так. Он — отличный тракторист. Громадный С-80 слушается его безукоризненно. Буденный сказал мне как-то, что таких трактористов, как Эдик, поищешь, поищешь, да не най­ дешь. Иногда Эдик выпивает (это бывает в дожди) и тогда становится трогательно мрачен. — Вы что смеетесь? — спрашивает он нас, когда мы окружаем его. — Смей­ тесь над Эдуардом. Возможно, я был бы летчиком... Видимо, это была его неосуществлен­ ная мечта. Штурвальный первого комбайна — Сашка, молодой паренек, ловкий, как обезьяна, быстрый, как ласточка. Ему 19 лет, и потому большую часть своего времени он по какому-либо поводу хо­ хочет. — Смотри, какой огурец! — говорит о-н, например, и заливается звонким сме­ хом. У него есть твердая цель — стать че­ рез два года комбайнером, а нынешней осенью купить часы и шляпу. Я уверен, что он сделает и то, и другое. Штурвальный на втором комбайне — это я, механизатор начинающий, работ­ ник, видимо, неважный, но старатель­ ный. Пока я умею делать только две ве­ щи: стоять за штурвалом и смазывать комбайн. Буденный говорит, что и это неплохо, бывают штурвальные хуже. Однажды я услышал даже от него по­ хвалу. Вскоре после того, как я стал за штурвал и горячо взялся за дело, он за­ шел ко мне на комбайн и сказал: — Скользящие-то перестали скри­ петь. А то, бывало, надоедят. Похвала была выражена довольно странно, но она доставила мне большую радость. Аня — копнилыцица на Сашкином комбайне, девушка лет 17, насмешливая, злая на язык. Она донимает нас с Саш­ кой, если с комбайном случаются непо­ ладки. — Растяпы! — обращается она к ко­ му-либо из нас почему-то всегда во мно­ жественном числе. — Вечно ломаетесь... Спите за штурвалом, как... лошади. Я и то лучше работала бы... Она «шпыняет» нас до тех пор, пока мы не исправим поломку. Аня страстно любит танцы, и если бы они были каждый день, она не пропусти^ ла бы ни одних, даже после шестнадца­ тичасовой работы. О Толе, другом копнильщике, я могу сказать только то, что это чудесный мальчик с милой улыбкой еще не про­ шедшего детства. Он устает, он чуть не плачет, когда у него не скидывает коп­ нитель, но я ни разу не слышал, чтобы он пожаловался или приуныл. Вчера на этом массиве мы начали но­ вую загонку. Массив громадный, настоя­ щий, целинный, в 800 гектаров. Что та­ кое поле в 800 гектаров, трудно пред­ ставить, не видевши. Однажды на таком поле я едва нашел свой сцеп. Гон здесь — три километра в один конец, за бугор­ ком не увидишь и десятка комбайнов. В колышущейся пшенице прорезана узкая полоска. Она совсем исчезает к другому краю, теряется в хлебе — так далека перспектива. Комбайны медленно плывут вдоль этой дорожки, и за ними остается ровная стенка хлеба. Тысячи колосьев волнами падают на полотно, и кажется, что, падая, они из­ дают тоненький, светлый звон. Я знаю, что это звенят цепи, но уж очень похо­ жи сами колоски на гирлянду крошеч­ ных звоночков! Поле ровное, как стол, комбайны идут, мягко покачиваясь. Утром особенно приятно косить: пыли нет, машины по холодку работают четко. Справа от нас далеко в хлебе плывут трубы другого сцепа. Это Ерохин, наш сосед по загон­ ке. Иногда мы встречаемся с ним.