Сибирские огни, 1957, № 1

нист играл так заманчиво — то замедляя, то ускоряя темп,— что с верх­ ней палубы, снизу из трюма — отовсюду подходили пассажиры и окру­ жали моряков плотным живым кольцом. ...Фокин в это время стал проигрывать. Королек улыбался, обнажив нехорошие, редкие зубы, и небрежным жестом подгребал к себе деньги... ...А баян играл звонко и чисто. Промытая добела морской водой па­ луба гремела от топота каблуков. Теперь там уже плясало несколько че­ ловек, выхваляясь друг перед другом". ...Фокин проигрывал. Желая отыграться, вернуть хотя бы свое, он уже вытаскивал те пятьсот рублей, отложенных на дорогу... И наконец, в его сознание ворвались звуки пляски!.. И ему уже не терпелось поскорее закончить эту страшную игру... не терпелось выйти туда, к людям, на круг — топнуть своими неразношенными полуботинками и показать, как он умеет пройтись в присядку!.. А Королек откинул со лба волосы и, уже не таясь, нагло смотрел маленькими отекшими глазками на толстые тря­ сущиеся пальцы Фокина. Наконец, поднялся с одеяла и прохрипел: — Ну вот, Ножки, теперь у нас с тобой порядочек... Может, еще?.. Фокин тоже поднялся, застегнул на все пуговицы телогрейку, крепко зажал в руке чемодан и, как-то ссутулившись, молча отошел от игроков и стал смотреть на пляску. Хлопали ладони, тоненько пели медные голоса баяна, трещали каб­ луки, звенел смех... И все это было так хорошо, так соответствовало си­ нему вечеру, оранжевой заре над зеленым морем, бодрящему ветру!.. ...Фокину нестерпимо захотелось подойти поближе к морякам, хоть немного побыть среди них... и, пересиливая в себе гнетущую обиду на Королька и на самого себя, Фокин, не выпуская из руки чемо­ дана с рыбой, рванулся в круг! Моряки расступились, и Фокин принялся неистово молотить нога­ ми... Пляска у него получалась какая-то грубая, некрасивая; движения были несобранны, невпопад музыке; выражение лица безобразно в своей напряженности. Тяжелый чемодан медленно раскачивался и мешал пля­ сать... Окружающие не улыбались — вид дергающегося Фокина вызывал не веселье, а безразличную скуку на лицах. Поняв, что люди не желают плясать рядом с этим человеком, баянист оборвал игру. Все стали расхо- дш ься... — Эй, ребята, поиграйте еще!.. Ну, поиграйте, а?.. — умоляюще крикнул Фокин. — Ты сам себе на своем чемодане сыграй,— ответил ему кто-то. Фокин отошел в сторону и вдруг увидел свою старую знакомую — девушку-волжанку! Она смотрела на него пристально, без улыбки: — Сплясать захотел?.. С чего это ты так развеселился?.. — Я вот сейчас пятьсот рублей проиграл... — вздохнул Фокин. — И утопись с горя. А к людям-то лезешь с какой стати?.. Думаешь, пожалеют такого, как ты?.. Ладно, прощай — меня там товарищи ждут! И она ушла. В небе, одна за другой, появлялись голубоватые холодные звезды. Глухо, где-то внутри парохода, стучала машина. Шумела вода за кор­ мой. Прошел матрос-дневальный и включил электричество. А Фокин сидел на своем чемодане и, прижимая к себе телогрейку с зашитыми деньгами, бессмысленно смотрел на чистую палубу, где после пляски едва заметно обозначился натертый подошвами светлый круг. И земля, на которую он ступит завтра, уже не казалась ему, как прежде, надежной и заманчивой...