Сибирские огни, 1957, № 1
двигались рыбины, и когда они доходили до Фокина, то он должен был отрезать у них головы, хвосты, плавники, выпотрошить тушки и бросить их в мойку. Дело это было нехитрое; хотя и в нем были свои тонкости, в ко торые Фокин не хотел вдаваться... Фокин теперь ненавидел рыбу. Ему до тошноты был противен ее за пах, противна чешуя, покрытая клейкой слизью, отвратителен вид рыбьих потрохов... Но, сжав зубы, он орудовал острым, как бритва, ножом — ре зал, вспарывал, поддевал и думал только о заработке. По ночам он плохо спал: под порывистым ветром потрескивал бре зент палатки-общежития, а вечно плещущее Охотское море казалось жи вым существом, которое лежит совсем рядом и нудно, нескончаемо хра пит во сне... Друзей у Фокина на промыслах не завелось; к девушкам его тоже не манило... Впрочем, как-то случилось, что он два вечера подряд просидел на лавочке возле причального пирса с одной волжанкой; она ему нра вилась: белокурая, широкоплечая — видная девка и, говорили, работя щая... Жениться бы на такой Фокин не отказался... Но узнав, что у нее •есть старушка-мать и малолетняя сестренка, которым волжанка регуляр но посылала деньги (да к тому же еще по телеграфу!), Фокин прекратил эти ненужные свидания... Раз в неделю, по субботам, он ходил в клуб рыбоконсервного заво да и там плясал под баян. Плясал долго, до полного изнеможения; пля сал не от веселья, не от радости, а, наоборот, чтобы вызвать в самом се бе это веселье и создать эту радость... Однажды он попробовал напить ся, и пока был пьян, ему было, кажется, весело; во всяком случае, он за был и про море и про рыбу; но когда протрезвел, то стал подсчитывать, сколько денег вчера пропил, и, подсчитав, больше уже к спирту не при трагивался. Нет, на Камчатке ему все было не по душе... Он удивлялся, как это здесь годами, десятилетиями живут люди, строят крепкие дома, заводят скот, сажают огороды, сады... Не верил Фокин и в то, что море с его холодной, горькой водой, со штормами, с нервными, пронзительными криками чаек, — что это море может пленить сердца человеческие... ...И вот он возвращается домой. Фанерный, крашеный охрой чемодан до отказа набит жирными кусками вяленой и копченой кеты. В кармане пиджака припрятаны пятьсот рублей на дорожные расходы. Одет Фокин почти во все новое: на нем голубая трикотажная рубашка, ^иний шевио товый костюм, на ногах желтые, еще неразношенные полуботинки... Лишь телогрейка старенькая, но с ней Фокин не расстается по особым причинам: чемодан могут стащить, могут даже напасть бандиты и снять костюм, а на такое старье, как пропахшая рыбой, засаленная телогрей ка, никто не позарится; а в ней-то и хранится главное богатство Фокина — шесть тысяч рублей, зашитых между ватой и подкладкой... ...На этой кормовой палубе народу было мало: седой старик в рези новом плаще держал за руку краснощекого мальчугана; задумчиво смот- ' рели на воду две девушки; да в углу, возле свернутого в бухту каната, какие-то люди играли в карты. День клонился к вечеру; и вот уже скалистые берега казались то красноватыми, то фиолетовыми... Ветер подул сильнее, и в воздухе стало прохладно, зябко. Вдали, почти по самому горизонту, медленно прошло навстречу большое судно; отсюда оно казалось совсем игрушечным. — Смотри-ка, дедушка! — воскликнул мальчик. — Смотри-ка, вон там идет «Азия»!.. Я тебе говорю, что это наша «Азия»; я ее за тысячу километров узнаю!.. Дедушка, а скоро мы поедем обратно, домой?..
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2