Сибирские огни, 1957, № 1

шееся от матери имущество. Потом напарились в бане, и я собственно­ ручно выскоблил Колькину спину мочалкой; переодел его во все новое, что было накоплено Галиной Сергеевной для лучших времен... Купил в ларьке десять носовых платков и приказал нос вытирать, чтобы сопли не болтались. И, между прочим, наказал всем нашим: — Кто юродивому кукиш покажет или еще как будет дразнить, тот пусть лучше мне на глаза не попадается... Здесь все, как будто знают, что я двухпудовую гирю на крышу сарая могу забросить?.. Так вот, в слу­ чае чего, не смотрите, что мне сорок лет... Понятно? Сказали: «Понятно...» Три дня уже прошло, как Люлю у меня поселился. Пока все было тихо, и никто нас не трогал. Я все никак не мог привыкнуть, что теперь не один живу... В тот день как раз. не подвезли горючего с базы и мой дизель стоял, а я себе выходной устроил — все по дому копошился: рамы замазывал, войлок к двери прибил, подсолнухи жарил... Николай — рядом; пригля­ дывается ко мне. И я к нему приглядываюсь. Молчим. Вот, думаю, в вос­ питатели определился Терентьев на старости лет. Под вечер убежал мой Люлю куда-то; возвратился, когда уже совсем стемнело. Улыбается, виновато так, а сам что-то за пазухой таит. — Что там? — спрашиваю. — Лю-лю... лю-лю... «Люлю, люлю...». Навязался дурак на мою голову... — Ложись спать! — приказываю. — Да, эй, Люлю!.. Сперва давай супу похлебаем, с обеда остался... Поужинали. Потом Николай в постель залез и быстро заснул. А я еще у стола остался — табак надо было нарезать. Сижу, режу, сам ду­ маю про разное: и про наступающую зиму, и про годы свои, и о том, чего в жизни сделать не успел... В комнате тишина — только ходики тикают, да ножик по табаку шуркает... Печка уже догорела, и сквозь дырочки в дверце видно, как угольки тлеют... И вдруг слышу я в тишине: там в углу, где Коля спит, кто-то делает едва слышно: «мррр-мррр-мррр...» Что за звук незнакомый?.. Взял я свечку со стола, подошел к Колиной постели. Вижу, парниш­ ка спит раскинувшись, стриженая голова к плечу прижалась, а шея тон­ кая, как у девчонки... И под мышкой у него лежит серенький котенок — пригрелся и мурлычет себе... Вот оно что!... А ведь я, поди, с самого дет­ ства кошачьего мурлыканья не слышал; не мурлыкалось кошкам возле меня... — Эх вы, сироты-бедолаги... Однако спите спокойно, ребята: кончи­ лась одинокая наша жизнь!.. Не бойтесь ничего — будет теперь у нас семья!.. Поправил я одеяло — прикрыл парнишку; он во сне губами причмок­ нул, а котенок еще пуще замурлыкал... И с того вечера почувствовал я, что не чужой мне стал этот Коля- Люлю. Хоть и дурачок он, а начал я привыкать к нему. С чего бы это?.. Сам не знаю — наверное, возраст мой такой подошел, что захотелось мне отцом быть... Да и Колька ко мне привязался. От меня ни на шаг: я на работу — и он со мной... Научился горючее и воду заливать в моторы. А дома — дро­ ва колет, пол моет, даже белье стирает... Мать, наверное, его баловала, и он при ней бездельничал — шатался по улице да дурачился... А у меня — по-мужски: работай, брат, учись хлеб зарабатывать! Вот и живем мы так неделю, другую, третью... Согласно живем,