Сибирские огни, 1956, № 6

журавля. Обычно он начинал с какого-нибудь легкого вальсика, но из этого вальса вдруг вырывался один высокий, тонкий и чистый звук, он будто отодвигал куда-то неприхотливый мотив, и вот уже скрипка разго­ варивала с кустами сирени за окном, и сирень тянула к ней в окно свои теплые ветки, ближе, ближе... Гриша бросал смычок и говорил нам: — Пошли обедать. — Играй еще! — требовал Лешка. Но Гриша, как и полагалось испанскому идальго, был упрям. Он клал скрипку в футляр, снимал очки и протирал стекла тем самым ку­ сочком замши, которым гладил скрипку. Мы закрывали комнату и по раскаленным от зноя улицам шли обе­ дать в столовую, которую в шутку кто-то окрестил «Кровь с молоком»’, где ' за умеренную цену можно было съесть первое, второе и третье. Месяца через полтора с того дня, когда Гриша поселился в нашей комнате, со мной произошла большая неприятность, которая послужила причиной всей дальнейшей истории. Не знаю, кто больше был виноват, — я или Варя. Наверное, она. Я так думаю потому, что... словом, вы са­ ми понимаете, почему Варя была больше всего виновата в том, что я по­ лучил на экзамене двойку. Мягко говоря, я не был в институте гордостью профессоров и даже ассистентов, но все-таки до этого вытягивал на сти­ пендию... А самое главное — после экзаменов Варя собиралась уехать в студенческий дом отдыха. Мы договорились, что я тоже попрошу путев­ ку в своем профкоме. Но проклятая двойка... кто даст профсоюзную пу­ тевку студенту, не знающему западноевропейской литературы эпохи Возрождения! Придя с экзамена, я лег на кровать в ботинках и повернулся лицом к стене. Лешка ходил из угла в угол, хмыкал, негромко чертыхался. Он тоже знал, что Аркадий Павлович — старший преподаватель и «либерал», ко­ торый все-таки не поставил мне тройки, отправлялся в научную коман­ дировку и мог исправить оценку только после своего возвращения. А Ва­ ря не могла ждать, пока он возвратится, и положение мое было совсем безвыходным! Правда, оставался еще сам профессор, который недавно принял у нас кафедру. Мы почти не знали его, но универсанты - наши соседи из университета, где профессор Буглай вел основную свою рабо­ ту, утверждали, что идти к нему, даже выучив материал на солидную тройку, было равносильно самоубийству. Вот какой был этот профессор Буглай, старичок с ассирийской бородкой, член-корреспондент Академии наук, человек, терроризировавший почти весь третий курс университета... Наконец, Лешка перестал чертыхаться и куда-то ушел, я остался один, но вскоре в комнате появился Гриша. — Спишь? — спросил он. Я притворился, что сплю, и украдкой стал, сам не зная для чего, на­ блюдать за ним. Гриша подошел к окну, оторвал листочек сирени и стал зачем-то жевать его. Потом он задумался, снял скрипку и начал играть. тихо, не желая, видимо, будить меня. Но скрипка в его руках сразу же запела таким чистым голосом, а ме­ лодия была такой широкой,—как весенняя река в разливе,—что мне стало до слез жаль... самого себя. о Неожиданно возвратился Лешка и в первый раз зашипел на 1 ришу, когда тот играл: — Чш... Не буди! Гриша сразу же отложил смычок: — А что? — Не сдал, — сказал Лешка горестно.