Сибирские огни, 1956, № 5
это благотворительность. А нужна борьба. Других учит, а сам... Видно, пока усечённый человек будет сидеть в самом просторном кабинете ре дакции, так и придётся многих вызволять из беды. А ведь надо, чтобы просто не было бедствующих. Как можно было ещё и марусину судьбу доверить Крепилину! — Ладно, Лёня, — сказал Тайгин, отшатнувшись от стены. — Не заходи ко мне сегодня. Ничем я тебе не помогу. А вечером, после того, как он поговорил с Леной, такой давящей тяжестью налилась душа, что, казалось, при малейшем движении плес нёт тяжёлой и холодной, как ртуть, яростью кому-то в лицо... Д а не кому- то, ясно — кому! Хотя Лена, вроде бы, ничего нового и не сказала . С засученными рукавами она живо двигалась по кухне, чистя картошку, гремя сковоро дой, наполняя журчащей водой чайник. Александр мрачно молчал. Он-та прислушивался к голосу Галинки, которая в комнате отчитывала за что- то куклу, то слушал жену и следил за её полными руками, которые были такими светлыми на фоне тёмного платья и всяких чёрных сковород и коричневых кастрюль... Лена быстро-быстро, радостно торопясь, рассказывала о том, что партбюро сегодня исключило Добкина из партии, что его увольняют из школы и он, не дожидаясь решения райкома, как будто собирается уезжать из города... — То-то и оно! — со злостью сказал Александр. — Здесь канет, а где-нибудь вынырнет... И не задержишь ведь... Судить его не за что... Не изнасиловал, не украл, контрреволюционных речей не произносил. Просто немножечко людям нервы пожёг да помешал работать как следует... На сковородке зашипело масло, рванулся кверху парок. Чуть отшат нувшись, Лена усмехнулась: — Ты что-то ударился в скепсис. Или это я так весело себя чув ствую, что все вокруг, по сравнению со мной, мрачными кажутся. Но ты, по-моему, и с Галинкой-то за весь вечер ни словом не обмол вился?.. — Ни словом, — подтвердил Александр. — Ну, вот! Как же так?.. Да! Знаешь, Цеунчик плачет... Я её уж успокоила, что теперь газета даст опровержение. Ведь всё окончательно уточнилось... Ты скажи, пожалуйста, Крепилину или Можарову, а реше ние бюро с материалами комиссии мы пришлём... Александр долго молчал, а потом спросил: — Что, Цеунчик плакала действительно? Или ты это в переносном смысле? — Какой там переносный смысл! Плачет. Плечи дрожат... Волосы она, знаешь, узлом собирает на затылке... И вот этот седой узелок тоже дрожит... Я просто не могла!.. Ну, как можно так с человеком? Ведь ей под шестьдесят, она пенсию получает — и работает! Журналист — тоже живой человек. И бывают такие моменты, когда ему хочется не за перо браться, а сжать кулаки да и ринуться... Александр встал, с силой опустил книзу руки и сказал: — Эх!.. Н а другое утро Тайгин шёл в редакцию медленным, сдерживаемым шагом, хотя ж елал только одного: как можно быстрей встретиться с Кре- пилиным. У себя в кабинете он разделся, потёр щёки, почему-то лишь сейчас замёрзшие, и долго глядел на часы, придерживая рукав пиджака. Он прислушивался, не раздастся ли в коридоре стук каблуков секретар ши редактора. Не дождавшись, он вслух буркнул:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2