Сибирские огни, 1956, № 5

противная дрожь, собственные слова казались незначительными и'совсем ненужными для того, к кому они были обращены. Вот и сейчас: хотел на­ чать разговор по-человечески, а полезла такая дребедень, что захотелось бросить трубку: — Простите,— пробормотал Ураганов.— Я вас вчера побеспокоил — звонил; правда, вас не было... Как можно скорей сказав про статью, он перешёл к фельетону Тай­ гина и внезапно замолчал. Глаза его медленно поднялись на Александра, но казалось, что они ничего перед собой не видят. Они стали неподвиж­ ными, с пустыми зрачками. Зато всё лицо, фигура, собравшаяся как-то в один бок, и боковое зрение застывших глаз — всё сконцентрировалось на одном, на телефонной трубке. И лысина, под солнцем желтоватая, как сливочное масло, заблестела. Сергей Сергеевич время от времени ронял в трубку беспомощное и невыразительное междометие: — Да... да., да... да...— словно крупные капли падали. Потом он нажал рычаг телефона, и глаза его испуганно ожили, встрепенулись. —- Дело, оказывается, серьёзное,— сказал Ураганов почти шёпотом и так тихо положил трубку, что телефон не звякнул.— Как ты крепко влип! И молчишь. Хорошо, если только нагоняем обойдётся... Требуют, чтоб парторганизация разобралась... С тобой! Видишь, как?.. — Что за невероятная чушь? — изумлённо сказал Тайгин.— Я же и виноват? Ураганов пытливо вглядывался в открытое лицо Александра с под­ нявшимися бровями и понемногу успокаивался. — Ты не пьянствовал в том самом ресторане, про который пишешь? — Я?! — И не скандалил с учителем что-то там по поводу жены? Смуглое лицо Александра мгновенно сделалось багровотёмным. Он встал и, помолчав, жалобно спросил: — Это... тебе из обкома сказали? — Ну, вот... Ну, видишь,—упавшим голосом произнёс Ураганов. А про твою грубость с редактором я и сам знаю... — Уже и в обкоме знают про такую глупость... Фу, как паршиво по­ лучилось! — Что же ты скажешь, Саша? Ураганов слушал тихое объяснение Александра, смотрел на его огор­ чённое лицо и верил каждому слову. — Мало тебе, Саша,— сказал он, когда Тайгин кончил,— в жизни ломали рога. Не знаешь ты, как это бывает... Я тебе верю. Но есть факты. Пил? Пил. Кто-то прибавил на двести граммов, ты, может, убавил на сто граммов. Актов не составляли... А факт есть пил. Тебя оскорбили, жену твою оскорбили — всё это было, возможно, а свидетелей нет. Но ты звонил по телефону в учреждение, в рабочее время, и кричал грубости и угрозы... Это факт, и никуда не денешься... — Знаешь что, Сергеич, не пугайся ты голых фактов,— решительно перебил Тайгин.— Из одного факта всегда десять выводов можно еде л ать а ты сопоставляй всё-таки, бери поглубже. Рога мне, повидимому, собрались ломать, и Рямкин — первый. Но если я виноват судите, только скажи мне: что там решили насчёт моего фельетона? — Фельетона? — переспросил Ураганов, проводя рукой по влажной лысине.— Что-то сказали... Что же сказали?.. Выскользнуло из памяти... Нет, извини, хоть убей — не помню... о — Эх Сергеич! — вздохнул Тайгин, поднимаясь,— Ладно. Пойду к Крепилину в последний раз...— В дверях он остановился и ск а зал :—