Сибирские огни, 1956, № 5

Леонид надел очки, и святящиеся пятна впечатались в сизые стены рядами чётких прямоугольников. Он свернул на улицу, которая шумно разостлалась перед ним, пестря огнями витрин и мигая светофорами. Эта улица ведёт домой, отсюда можно разглядеть выступы зн ако ­ мых подъездов. Но Леонид повернул в противоположную сторону и медленно пошёл в густой вечерней толпе. А дома ждёт жена . Она снова встретит зло пронзительными гл а з а ­ ми, йизгливо посыплет упрёками. Сторонясь, он молча пройдёт мимо, отвернётся к своему столу, сядет читать, только чтоб не ругаться с нею, чтобы не видеть, как помят и несвеж её халат , как торчат из-под халата худые ключицы и высовывается белая тесёмка сорочки. И всё равно — будет ли он читать, будет обедать — жена начнёт со сварливой обидой говорить о том, что опять кончились деньги, что у Витальки продралась шапка, а муженёк днюет и ночует в редакции, приносит гроши и не хочет о семье думать... Ну, сегодня он скаж ет ей: сдал передовую и получу за неё три сотни. Радуйся! И, верно, жена размякнет, визгливые нотки у неё исчезнут, она тихо заговорит своим высоким, девичьим голосом. Подойдёт, заглянет в глаза прищуренными, где-то в глубине дрожащими глазами и скажет с упрёком: «Ты и к кро ­ ватке не подошёл... К сыну». А он давно хотел бы подойти, прислушать­ ся к сонному сопению Витальки, провести ладонью по спутанным куд­ ряшкам , рыжеватым по-отцовски, накинуть одеяло на разбросанные тонкие ножки. Но ведь знает — подойди, и сейчас ж е поймаешь придир­ чивый взгляд, недоверчиво высматривающий выражение твоего лица. И уже следишь за собой, и подступившие в глубине чувства пытаешься обязательно изобразить на лице, и отвратительно фальшивишь.. А глаза словно только и ждут этого, они перестают дрожать , сжимаются, от них остаются лишь нестерпимые острия зрачков. Ж ена выходит в кухню, и на худых щеках её напрягаются желваки. За что это ожесточённое недоверие, на которое ответить хочется гневом?! А ведь раньше были у неё совсем другие глаза — распахнутые, бы­ стрые, в которые так хорошо было глядеться. От чуть припухлых ниж ­ них век они постоянно казались вот-вот готовыми хитренько и друж е ­ любно рассмеяться. Сколько могли ск азать эти глаза в молчаливых беседах, когда медленно опускались на них ресницы!.. Вся Л и за была совсем не такой, как теперь. ...Однажды он, старший сержант Бибисов, дневалил по штабу. Это от мирного времени осталось спокойное слово — «дневальный». Поздней ночью он заступил в наряд и ходил по кухне, освещённой только к а р ­ манным фонарём, в заброшенной избе, где остановился штаб б ат ал ь ­ она. Руки, лежавшие на диске и прикладе автомата, ещё подрагивали и ныли после только что оконченного суточного боя за деревеньку. Он хо­ дил и ходил по скрипучим половицам, а в разгорячённых гл азах ещ ё Еспыхивали разрывы, виделись чёрные кучи трупов в белёсых лужах . В нос проникал запах гари... Впрочем, этот запах и сейчас, шёл снаружи, через разбитое окно, хотя никакого огня уже не было... На улице хлестал дождь, звенел #по остаткам стекла и холодной россыпью брызг обдавал Леонида сквозь разбитое окно. В соседней комнате, за плотной дверью, нервно звучал высокий голос комбата, и слышались отрывистые возгласы других офицеров. Потом дверь распахнулась, и выскочил начальник штаба . Его ог­ ромная фигура закрыла весь низенький вход. Не взглянув на вытянув­ шегося Леонида, он закричал в сторону разбитого окна: ‘ — Где связистка, чёрт побери? Через два часа выступать! — Ещё не появлялась, товарищ майор! — отрапортовал Леонид