Сибирские огни, 1956, № 5

Особенно наглядно этот недостаток об­ наруживается в диалогах персонажей. И это не случайно. Если характеры в зна­ чительной мере придуманы, в их речах и поступках неизбежно раскроется искус­ ственность замысла, и сами эти характе­ ры окажутся искусственными. Писателя подчас интересует не столь­ ко жизнь героев, их кровные дела и за- -боты, сколько стремление выразить по­ средством их речи совершенно бесспор­ ную политическую истину. Но она не пронизывает действия, не отражена в самой художественной ткани произведения. И в этом слабость романа «Лена». Ванька направился на прииск Благо­ датный, чтобы зарезать управляющего Бахвалова. Матюшин догоняет его и воз­ вращает обратно. Диалог начинается с того, что Ванька заявляет: он не круглый дурак, читал революционную книжку. Нам придётся привести хотя бы часть разговора героев, придав ему для удоб­ ства драматургическую форму; «Ванька: Так вот, если хотите знать, я эту книжку чуть что не наизусть вы­ учил и многим другим шахтёрам давал читать. Только наказывал, чтобы они ни­ зкому о ней открыто не говорили. 5а та­ кие книги, слышал я, иногда от полиции страдать приходилось. Матюшин: Кто тебе это сказал? Ванька: Забойщик один, в «Лензоло- то» на шахте работает. Сам он тоже пос­ ле пятого года сюда сбежал, в забастов­ ке участвовал, в Питере под пулями был. Матюшин: Ты меня с ним познакомь. Матюшин захохотал, и Ванька неволь­ но заулыбался тоже. Матюшин: Говоришь, словно петуха нарезать собираешься. Ванька: Сами мерзавцем его обозвали. Матюшин: Конечно. Но ты мне сперва •ответь: за своё только горе мстить хо­ чешь или желаешь, чтобы всему народу, всем здешним шахтёрам было хорошо? Ванька: О себе самом я теперь мало думаю. Ваши давние слова насчёт сча­ стья понял. Дорогой ценой я дошёл до их ■смысла. Матюшин: Раз так думаешь, то запом­ ни: оттого, что одного Бахвалова убьёшь, проку мало. Много подобных ему вырод­ ков среди приискового начальства... Ванька: Целая свора таких псов разве­ лась. Пьют они рабочую кровь. Матюшин: Вот видишь. Значит, надо подумать о том, чтобы со всеми ими рас­ правиться. Чтобы по-другому люди стали жить. Всем будет хорошо — и твоя жизнь станет легче. Ведь не для тебя од­ ного новая весна на землю приходит. Так и за новую жизнь надо бороться, которая для всего народа придёт». Разговор Матюшина и Ваньки ничего не привносит в действие, ничем не обога­ щает характеры. Напротив, характер Матюшина только проигрывает. Он вы- ■ступает носителем политических истин, выраженных в виде умозрительных фор­ мул из элементарного учебника полит­ грамоты. В высказываниях Матюшина нет живых интонаций, нет индивидуаль­ ного своеобразия речи. В итоге холодной проповеди Матюши­ на Ванька падает перед ним на колени, просит не оставлять в темноте н сказать всю правду о жизни. Он плачет — взвол­ нованный и растроганный, а Матюшин, подняв его с полу, наставляет и учит. Вся эта сцена холодна и рационалистич­ на и, что очень важно, находится в во­ пиющем противоречии с другими сцена­ ми, рисующими характер Матюшина. Когда Ивану «пофартило», революцио­ нер почему-то забывает о смысле и зна­ чении всей своей деятельности и брезгли­ во отворачивается от загулявшего пар­ ия. «— Любил его прежде Матюшин, — исподлобья поглядывая на собеседника, сказал Иннокентий Порфирьевич. — А теперь и слышать о Ваныне не хочет. Характерный человек, Павел Алексан­ дрович...» Как может Матюшин отвер­ нуться от человека, которому грозит ги­ бель? Да ещё от человека, которого он полюбил за простоту и искренность? Правда, в 'конце концов Матюшин сме­ нил гнев на милость. Но, с удивлением узнаёт читатель, это произошло только после неоднократных попыток самого Ивана возобновить с ним свои отноше­ ния. Матюшин нарисован слишком ску­ по. Деятельность революционера дана как цепь разговоров на политические те­ мы. Даже в самой напряжённой картине расстрела он выглядит бледно, сухо, вне основного конфликта. Непосредственно картине ленского расстрела посвящено три с половиной страницы. Дело, конечно, не в количе­ стве страниц, и слабость изображения расправы царских властей над безоруж­ ными рабочими объясняется другими причинами. Следует отметить, что не вся картина плоха. Есть в ней места, глубоко проду­ манные и выписанные свежими и ярки­ ми красками. В пейзаже, в ожесточён­ ном отчаянии раненого рабочего, кото­ рый в гневе и ярости не чувствует боли, во взволнованной интонации авторской речи — во всём этом господствует худо­ жественное начало, глубоко волнующее сердце читателя. . Тем не менее вся сцена массового убийства горняков по приказу жандарм­ ского ротмистра Терещенко не заверше­ на и по своему малому масштабу не со­ ответствует исторической значимости происходившего. В этой сцене народ представлен безли­ кими фигурами, и лишь друзья Матюши­ на — Яшка Лохматый и Андриан Ники­ тич — принимают какое-то участие в со­ бытиях и погибают от солдатских пуль. Невозможно представить себе общий портрет рабочей массы по таким обозна­ чениям: «раненый», «люди в толпе на­