Сибирские огни, 1956, № 5

Чуть горьким запахом вина. Я, поражённый, встал со стула. — Идём на воздух, ты — пьяна!.. А той минутой из-за шторы Шагнули двое, те, которых С ней видел в середине дня. И вот — воззрились на меня. Поморщились (видать, с досады), Пушок под носом теребя. Потом опять толкнули взглядом — Мол, кто сюда просил тебя? Мне скажут: не суди по платью. Да мало ль кто чего надел!.. Но их — не мог не распознать я, Когда получше разглядел. Кто их не видел в нашей гуще, Таких тепличных удальцов? Таких, вразвалочку идущих, - • В лоск разутюженных юнцов, Напыщенных без всякой меры, Одеколоненных до пят, Великосветских кавалеров, Бросавших в нас брезгливый взгляд? Они разыгрывают денди, Сполна познавших мир живой. А жрут на папенькины деньги И пьют на папенькины деньги, И шьют — опять на чьи-то деньги, И даже бас у них — не свой. Таких и раньше мы знавали: На слово громкое легки, Они в цехах нам план срывали И тягу с целины давали. Они нас всюду предавали, Вот эти... сукины сынки. Мы вышли под огни проспекта, И я тогда спросил её: —- Кто — эти самые субъекты? — Из дома нашего... Хамьё. Чему-то жёстко усмехнулась, Поправив завитки волос, И тихо полуобернулась, Ждала, что вновь задам вопрос. Но я молчал. К чему вопросы? К чему подробностей клубок? Я мял подолгу папиросы И прикурить никак не мог. Хотелось, позабыв разлады, В ладони сжать её ладонь, Чтоб навсегда мы были рядом, Чтобы один был путь и дом. «Но ведь сюда я не был прошен. Никто не звал меня сюда...» И вдруг она: — А ты — хороший. Я за тобой следила... да. И тотчас, будто вспомнив что-то, Потёрла пальцами висок, Шагнула в тёмные ворота И там заплакала в платок. Я ощутил прилив горячий В душе. —Скажи мне, что с тобой? Скажи, скажи... — Не видишь — плачу. Мне так положено... судьбой. Опять судьба?! Я слышал это За чаем у того дружка — С безукоризненной анкетой И с видом дяди-добряка. Её я в этот миг тревожный Привлёк решительно к себе. — Неправда! Всё поправить можно, Коль меньше думать о судьбе. И вдруг, почувствовав разлуку, Ещё не зная, что сказать, Она мне тихо сжала руку: — А можешь ты... не улетать? 5 Огни проспекта промелькнули, Уплыв назад, к Оби-реке. Уже встаёт в моторном гуле Аэродром невдалеке. Сейчас, перед дорогой новой, Я клятву дал: «Сюда — вернусь!» И лишь одно слепое слово Во мне зажгло и гнев, и грусть. «Судьба». Ну, что это такое? С чем пьют её и с чем едят? Оставь, мой друг, судьбу в покое, Пускай о ней попы галдят. Да, есть любовь, есть вдохновенье, Полёт мечты, уменье рук, Отчизне честное служенье — И больше ничего, мой друг. Нет, это не пустые фразы. Давно вошло мне это в кровь. Ты всё поймёшь (пускай не сразу). Ведь можешь ты хранить любовь! Нет, не бескрылые мы птицы, Чтоб слепо верить нам в судьбу. Чем ей, придуманной, молиться, Так лучше сразу быть в гробу. Не думай о судьбе превратной,. Другим живём, другим горим. Да, я вернусь сюда обратно, И мы ещё — Поговорим!