Сибирские огни, 1956, № 5
П од полотенцем, которым мы накрыли головы,, — душно, летают пес чинки, потревоженные дыханием. Но я терплю. Мне хорошо. Плечом ■слегка касаюсь прохладного плеча Веры и это занимает все мои мысли. Только бы она не отодвинулась! Но Вера не выдерживает, откидывает полотенце и с облегчением проводит по лицу ладонью. — Так можно задохнуться. Это же настоящая печка! Серёжа, н а мочи, пожалуйста, полотенце, у меня что-то начинает побаливать голова. Намотав на голову мокрое полотенце в виде тюрбана, она снова ло жится. Подгребает к себе песок, кладёт поверх холмика руки и, упёр шись в них подбородком, задумчиво смотрит за реку, в степь. . — Какой жгучий ветер. Что-то теперь делается в степи? Трава сох нет, пыль. Плохие дела... Я знаю: она думает о совхозе, который находится где-то далеко-да л е к о , в той стороне, куда беспрестанно движутся по тракту машины. Ч е рез несколько дней она собирается уезжать туда, и я вдруг впервые •сознаю, что это конец всему: нашим разговорам, поливке огорода, таким вот купаньям. Конец тому, особо тревожному и радостному состоянию, которое владеет мной. — Вера, — говорю я тихо и сам хмурюсь и отворачиваюсь, чтобы дае выдать охватившего меня трепета. — Не езди... Куда? — К себе, в совхоз. — Это почему же? Я не пойму, что со мной стряслось. С внезапной решимостью, пре од олев все страхи и опасения, выпаливаю: — Я люблю тебя... И не хочу, чтобы ты уезж ала . Широко открытые глаза Веры в растерянности останавливаются на мне. Белёсые колоски бровей недоуменно взлетают вверх и так зами рают . А — Серёжа, ты с ума сошёл, — шепчет она, — что ты болтаешь? Вскочив на ноги, она оглядывается по сторонам, точно боится, _ч то •наш разговор услышат посторонние, хмурится. Потом опускается на ко л ен и , тормошит меня, просит встревоженно: — Серёжка, милый. Перестань дурачиться. Ну, сознайся, ты ведь пошутил, да? Стоит мне согласиться с ней, сказать всего одно слово, проото’ даж е живнуть молча — и всё обойдётся шуткой. Всё будет по-прежнему. Но это сейчас свыше моих сил, я не могу и не хочу этого сделать и упрямо мотаю головой: . -— Я сказал правду: я тебя люблю. — Боже мой, что он мелет? — Вера в отчаянии всплескивает рука ми. — Влюблён! Д а разве можно говорить такое? Как тебе не стыдно? А если услышит кто, если узнает Николай, Зоя? Нет, чтобы я после этого пошла с тобой куда-нибудь? Ни за что! И на станцию не пойду. Конечно, неприятно, если брат услышит о моём признании, но кто, кроме Веры ,’может рассказать ему об этом? А она не скажет. Я чув- ствую это по бё голосу, по тем едвя улявливяемым дружеским ноткям, которые звучят в нём. В душе у меня рождяется смутняя ‘нядеждя ня 'Что-то большее, чем молчяние, и я, зяпиняясь от волнения, пришшяюсь б о л е е прострянно излягять свои чувствя. — Мы уедем с тобой кудя-нибудь в другой город, говорю я под конец, — и никто не будет знать, где мы. Никто! — Уехали, ладно, — соглашается Вера и теперь уже не с удивле нием и растерянностью, а с любопытством смотрит на меня. А д ал ь ние? Что потом станем делать? — Ж ить .
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2