Сибирские огни, 1956, № 4

ша колени сидевших, наступая им на ноги, она выбралась, наконец, в проход и выбежала из клуба. Она села на ступеньках парадного крыльца, рядом с каменным ..львом, опиравшимся одной лапой на шар, другую поднявшим для уда­ ра. Через раскрытые двери клуба выносило на улицу невнятный голос Митяя, то и дело прерываемый, как могучим вздохом, слитым гулом за- .ла. Катя посидела, послушала и вдруг, выронив букетик и припав голо­ вой к каменному львиному боку, заплакала от тоски, злости на Геньку, а больше на Митяя, топтавшего любовь и семью. Семья! Какое это тёплое и глубокое слово! Ещё более глубокое да ­ же, чем слово «любовь». Семья —■это то, что пройдёт через всю твою жизнь. И великую скорбь человеческих потерь, и изумительное чудо рож­ дения нового человека — всё объемлет это нетленное слово. Катя-то знает, как жить без тепла и радостей семьи. Вспомнишь об этом — и в сердце такой холод!.. Катя всхлипнула и оглянулась испуганно. Никто не должен и ви- Л,еть её слёзы, горькие, но гордые. Она торопливо вытерла лицо тыльной стороной ладони, подняла букетик и встала. В эту минуту в клубе закричали многие голоса, и, словно вытолк­ нутый этими криками, на крыльцо выбежал Митяй. — Ты почему ушла? — сел он на льва и весело сплюнул. — Горло пересохло, а всё ж-таки не даром! 2—1 в нашу пользу. — Не ври! — сухо сказала Катя. — Вавилыч и ребята дадут Гень- ке леща! И в какую это «в нашу»? Не поймёшь тебя, Митя, то ли ты про­ сто бузотёр, то. ли анархист и осколок, вроде твоего дружка Геньки. К революционному пролетариату примазывается, погань! — дёрнулись в «омерзении губы Кати. — Но-но, ты это брось, Сосулька! — строго, но не слишком уверен­ но проворчал Митяй. — Я не осколок, а вот у тебя типично мещанские взгляды. — Это у тебя мещанские взгляды! — рассердилась Катя. Пушистые -её ресницы слипались от недавних слёз, на щеках были влажные поло­ сы, и вся она напоминала мокрого, но задиристого котёнка, бросающего­ ся в драку. — Не видишь разве, что они хотят разлад в наши ряды внес­ ти? На нас, комсомольцев, весь город смотрит, а ты компанию водишь со всякой гнилью! Митяй соскочил со льва, видно, хотел сказать тоже что-то резкое, но из клуба начали выходить люди, и он торопливо взял Катю под руку. — Пойдём, пройдёмся. Я тебе сейчас всё объясню. Пойдём в наш сад. Они медленно, молча прошли город, поднялись в потемневший ве­ черний сад и свернули на широкую тополевую аллею. Тополя оделись в весенние «серёжки», и с мохнатых белых их ветвей летел лебяжии пух, неслышной метелью играя по аллее. Дышалось глубоко и радостно. Из тёмных глубин сада, где в тёплой тьме совершалось прекрасное и мудрое таинство весны, долетали неясные шорохи, вздохи, вспорхи и вскрики ра­ дости. Катя успокоилась, притихла. Букетик ландышей она несла перед .лицом, как свечу. Ей было хорошо и чуть тревожно. В дальнем конце са­ да заиграла гармошка, играл Сашок Щукин, значит играл плохо, но ме­ лодия звучала не по-дневному грубо и резко, а нежно и печально, как всегда звучит ночью далёкая музыка. Сидеть бы сейчас, закрыв ^глаза, приложив к груди руки и слушать ласковые слова любви. А Митяи заго­ ворил с обидной насмешкой чужим, сорванным голосом — Половое влечение — функция или не функция? Факт, что функ- щия вроде голода, или всё равно как жажда. А если я хочу пить, я, очень